На заводском дворе водитель с ходу загнал машину на моечную аппарель, через люк механика вылез на броню, спрыгнул вниз.
— Лихо! — Кленов прошелся взад, вперед, разминаясь, отряхнул пыль, взял из протянутой руки кисет, стал вертеть цигарку. — Лихо. После такой пробежки нужно идти следом болты подбирать.
— Ничего, — на крупном дубленом лице механика-испытателя заиграла улыбка.
— Какой хреново привернут — отлетит, остальные целы будут. Пускай рассыплется тут, на месте, чем у вас где-нибудь. — Погасил улыбку, снял танкошлем: — Давно воюешь?
— С первого дня.
— Угу, — цепкий взгляд царапнул по виску, по груди. — Меченый и отмеченный. Не потеряешься.
— Всего бывает.
— Здесь тоже не мед. По двенадцать-четырнадцать часов вкалываем, а то и сутками целыми. — Ударил танкошлемом по широким плечам, сбил пыль. — Трижды просился. А кончится война — глаза колоть будут. За чужие спины хоронился, мол.
— Ладно. Будь здоров, — смуглая щека Кленова дернулась, пошевелились шрамы. — А насчет войны не печалься: и на твою долю хватит.
Под черными сводами сборочного цеха плескались синие молнии электросварки, гулко отдавались удары кувалд, на разные голоса звенело и пело железо.
Старичок мастер все так же носился по цеху. Жирно блестели мазутом и потом его впалые щеки, и мешки под глазами набрякли, потемнели.
— Заходи в гости, — пригласил он капитана, с которым успел сойтись за день. — Я тоже живу в землянке по соседству с вами. Почитай, харьковские все в землянках. — Лихорадочно блестевшие глаза улыбнулись поверх очков. — Копченая сохатина есть. Угощу…
Одним махом — приехать и получить танки — не вышло. Застряли до осени. Начались дожди, морозы, лег ранний на Урале снег. От случайной помощи в цехах перешли и посменной работе. Не хватало сил смотреть, как валятся от от усталости полуголодные подростки и женщины.
Капитан Турецкий швырнул танкошлем на грязный, неструганный стол, с треском уселся на длинную скамейку, положил голову на кулаки.
— Что пасмурный такой? — Из-под шинели на нарах в углу высунулся Кленов. Мучился, не мог уснуть после ночной смены. — Что-нибудь слышал?
— Все старое, — выпрямил спину и уныло отмахнулся Турецкий. Усталые глаза сверкнули зло. — Нашему сидению тут конца-краю не видно. Бригаду кинули в 5-ю танковую, а она черт те где. Одни корпуса в Сталинграде дерутся, другие где-то под Воронежем. Осень на дворе, а мы здесь загораем. — Снова повернулся к столу, удивленно пожал плечами. Смуглый лоб собрался морщинами. — И на какой ляд нам эта формировка. Дрались бы как люди. — Турецкий выложил на стол кисет, спички, продолжал: — Напрашивался в гости инженер из конструкторского. Стрельбой с хода интересуется. Ты как раз нужен ему, — провел языком по краю бумажки, бросил исподлобья взгляд на нары: — На заводе ленинградские есть. Слесаря. Год, правда, как из Ленинграда. Но, может, что и скажут тебе.