— Один будет гайки закручивать, а другой считать, — тыкнули от двери.
— Это дело ихнее, — Галич вновь достал из кармана кисет. Гришка кашлянул в кулак, потянулся к кисету. Прижженные морозом монгольские скулы Галича блеснули матово, усмешливо скосил глаз: — С длинной рукой под церкву. Ты теперь хоть и подлюшная, а власть. Свой иметь должен.
Гришка проглотил обиду, оглядел всех исподлобья, ближе придвинул карабин.
— Горелов болеет все. Никуда не мешается. Зараз в мастерских Ахлюстин всему голова.
— Мельницу же в Лофицком строит.
— B три горла хватает.
— Бухгалтера что-то не слышно, притих, тоже ни во что не мешается.
— Говорят, сын у него под Сталинградом отличился. Героя присвоили.
— Я тоже слыхал. В газетке вроде пропечатано. Газетка с той стороны, из-за Дону.
— Все может быть.
Набухшая дверь хлопнула, впустив Алешку Таврова и тугой клубок морозного пара.
— Володьку Лихарева взяли, — сказал Алешка, отопывая валенки у порога, и снял шапку.
— О господи! Что он натворил там опять?
— Газеты нашли у него из-за Дона, гранаты и ключи от итальянских машин.
— Отчаюга парень. Сломает он себе башку.
— Будешь отчаюгой. Отца забрали, и ни слуху ни духу.
— В Богучар уже увезли. Сам видел.
— Ну там немцы ухлай наведут ему скоро.
— Вот, туды его мать, жизнь пошла. — Воронов нагнулся к низкому окошку, глянул во двор: — Правитель наш идет. Раич. За кормами овцам посылать будет.
* * *
Наутро привезли Володю Лихарева из Богучара.
Мороз за ночь отпустил. С крыш зачастила весенняя звонкая капель. Солнце весело играло в лужах у ворот, ослепительно резало глаза снегом. Солдаты выглядели отчужденными и злыми. Они собирали черкасян на выгон. Посреди выгона пугающе чернела перекладина на столбах с веревкой посредине. Черкасяне всю ночь прислушивались к стуку топоров и скрежету лопат, а на утро увидели эти страшные ворота. Вокруг виселицы квадратом, лицом к хуторянам, стояли солдаты с карабинами.
Из правления колхоза, где был штаб итальянцев, вышла группа офицеров. Впереди шел немец в очках, шинели с меховым воротником и в фуражке с такой высокой тульей, что сухонькое с кулак лицо его было почти незаметно. За немцем выступали итальянцы. Последним процессию замыкал Раич. Высокий, худой, в собачьей дохе выше колен, он прятался за спины щуплых итальянцев, старался не смотреть на хуторян.
Тут же подошла машина. В кузове с откинутыми бортами стоял Володя. Черкасяне узнали его с трудом: похудел, вытянулся за одну ночь. Пальто и шапки на нем не было. Лицо синело кровоподтеками, левый глаз заплыл совсем. При остановке машины Володя качнулся, но удержался на ногах. На груди его болталась фанерка с надписью «Бандит-партизан».