– Глядите! – крикнул вдруг Горбушка и указал вперёд.
Мы дружно повернули голову в указанном направлении и увидели индейца на противоположном берегу. Он стоял на сильно выдавшемся вперёд обломке утёса, пристально следя за нами. Его облик очень гармонировал с окружавшим диким пейзажем, был живописен.
– Кто же это? – спросил я.
– Он из племени Криков, – уверенно откликнулся Антуан Горбушка.
– Он не враждебный дикарь? Я вижу у него ружьё.
– Нет, сударь, вполне мирный. Как домашняя псина, чёрт его дери!
На индейце была бледно-голубая охотничья рубаха, обшитая алой бахромой. На голове лежал тюрбан тёмно-красного цвета, ниспадавший одним концом на плечо. В руках всадника покоилось длинное ружьё. Весь он казался образцом сказочного арабского воина, изготовившегося для разбойничьего набега. Наш француз-болтун закричал ему что-то на своей многоязыковой мешанине, но дикарь не ответил, храня гордое молчание. Удовлетворив своё любопытство, он лишь махнул рукой, повернул лошадь и поскакал берегом, скоро скрывшись за деревьями.
– Уехал! А каков красавец! – сказал Диксон.
– Это ещё что, – засмеялся Горбушка, – будут экземпляры пошикарнее, когда доберёмся до диких.
Одолев брод, мы быстро достигли деревни, где располагалось агентство Оседжей. У полковника Шото, распоряжавшегося там, была собственная канцелярия для управления делами индейцев и склад для раздачи припасов и подарков по случаю национальных праздников. Деревня состояла из нескольких бревенчатых строений, поставленных по берегу реки, и нескольких больших загонов для лошадей. Тут и там стояли фургоны, у большинства из которых были почему-то сняты колёса. Кое-где возвышались конусовидные индейские палатки, ощетинившиеся наверху длинными и тонкими, как тараканьи усы, концами шестов, составлявших каркас всякого такого жилища. Больше не было в деревне ничего примечательного – никаких ресторанов, кафетериев, бильярдных залов, туалетных комнат. Одни только бревенчатые хижины, загоны и какой-то жалкий дощатый киоск, где можно было обзавестись всеми видами табака, в любой европейской упаковке или россыпью. На стене киоска красовался сморщившийся от дождей плакат с изображением испанской танцовщицы, высоко задравшей оголившиеся ноги.
– Вот вам пример дурного влияния цивилизации на чистые умы, – пробормотал комиссионер, стукнув прикладом ружья в голые ноги плясуньи.
– Вы полагаете, что им нельзя смотреть на обнажённые ноги? – уточнил Диксон.
– Голые ноги и сиськи они видят в избытке, – ответил Питерсон, нахмурившись, – но вот с дурацкими панталонами в кружевах им совершенно не надо знакомиться. Начнут теперь заказывать для своих жён всякие шёлковые подштанники и чулки в сеточку. Пропаганда, реклама чёртова, тьфу на неё…