– Для тебя – не куда, а когда. Тебя как зовут?
– Катя.
– Меня Марой. Поздравляю, Катя: ты – в прошлом.
– Давнем? – бестолково спросила девушка.
– Кому как. 1812 год – это давнее или нет?
– Ну да, – у Кати голова шла кругом. Она ничего не понимала. – Зашибись, а как я домой попаду?
– Домой – когда опять откроется разлом. Обычно это бывает ровно через сутки.
– Ну, сутки ещё можно потерпеть. Мара, а вон ещё – тоже из будущего?
– Нет, это здешний, – русалка оценивающе прищурила один изумрудный глаз. – Просто оглушен. Или это она?
– Походу, она, – Катя неловко подползла к дылде, пощупала пульс на запястье. – Жива… Слушай, плесни ей воды на лицо, а?
Русалка повиновалась. Девушка застонала и пошевелилась.
– Ого, что у неё с ногой, – зашептала Катя. – Мара, а мы в Бородине?
– Ну да.
– А когда здесь должна быть война? Ну, это, Бородинское сражение?
Русалка молча уставилась на Катю, оценивая её сразу двумя глазами.
– Так сейчас, – наконец ответила она.
Отрывок из черновика «Записок кавалерист-девицы» Дуровой Н. А.
(Не все приведенные фрагменты вошли в опубликованный текст «Записок». Кое-что было убрано по совету редактора, другое Надежда Андреевна вычеркнула сама, дабы не смущать попусту умы читателей. Оригинал до 1975 года хранился в Музее-усадьбе Н. А. Дуровой в Елабуге, но впоследствии был уничтожен в результате стихийного бедствия – прорыва водопроводного крана, приведшего к частичному затоплению музея.)
«25-го августа. Насколько вчера было сыро и промозгло, настолько сегодня стоит летняя жара. Наш полк, по обыкновению, занимает передовую линию. Кутузов, наш новый главнокомандующий, приехал!.. Солдаты, офицеры, генералы – все в восхищении; спокойствие и уверенность заступили место опасений; весь наш стан кипит и дышит мужеством!.. Готовимся к бою. Французы идут к нам густыми колоннами. Всё поле почернело, закрывшись несметным их множеством.
Вспомнив о моей славе исправного ординарца, Коновницын опять привлек меня к разъездам с поручениями; пока товарищи мои отдыхали, наслаждаясь солнечным днем и готовясь к битве, я носилась по полям от одного полка к другому, измучилась, устала, смертельно проголодалась. Бедный Зелант сделался похож на борзую собаку. Проезжая усадьбу Давыдова, я наткнулась на тихий заброшенный пруд. Искушение было слишком велико; зайдя в кусты, я хотела было искупаться, да вдруг сомлела от жары и усталости. Пришла в себя оттого, что надо мной хлопотала неизвестная девица: её одежда была иностранной и скорее мужской, но говорила она по-русски и представилась Екатериной Ермоловой. На мой вопрос, не родственница ли она генералу Алексею Петровичу, смутилась и отвечать не захотела. Я сразу же почувствовала к ней расположение: возможно, как и я, она таилась от многих, имея необычную для женщины цель. При этом перепутать её с мужчиной было невозможно, настолько она была миловидна; ни коротко обрезанные волосы, ни одежда в этом не помогли бы. Не имея мужества бросить её без покровительства, я решилась взять её на вечно пустовавшее место денщика.