– После выстрела от корыта останутся одни щепки!
– Бушуев, уйдите с носа, – ледяным голосом и с ледяной злостью во взоре, приказал Бахтин. – Вот только еще отставные гусары не учили меня, как проводить судно через дурацкую протоку! Меня, капитан-лейтенанта шхерного флота!
– Вы, Бахтин, в шхерном флоте всего-то три года! Как вернулись с матросами никому более не нужной сенявинской эскадры, что чуть не год без дела в Портсмуте простояла, – так с горя в шхерный флот подались! – отвечал я. И это была чистая правда – я случайно слышал разговор между Никольским и Ивановым, хотя менее всего желал пускать полученные сведения в ход.
– Бушуев, за такие слова следует отвечать как положено офицеру!
– Разве я солгал?
Положение мое было самое отчаянное. Я и сам себе не верил – зеленая лапа могла ведь и померещиться. Однако странные полеты обоих вёсел над водой доказывали – есть некая сила, не желающая нашего присутствия в старице. Называть эту силу чертом вслух я не мог – поднялась бы такая паника, что приказ фон Моллера наверняка бы остался невыполненным. А иначе объяснить свою просьбу отказаться от выстрела я никак не мог.
Бахтин, сдается, очень хотел зарядить единорог моей головой, но сдержался.
– Бушуев, я вас прошу перейти на другую лодку, – сказал он строго.
– Как угодно. Однако я возьму с собой Калинина – вы можете рисковать жизнью матросов своих, сколько вам угодно, он же человек не военный. Велите подойти другой лодке, – отвечал я хладнокровно. – Калинин, поднимайся!
Вторая канонерская лодка вышла из строя и прошла вперед, чтобы стать борт о борт с «Бешеным корытом». Но ей это не удалось – та же подводная сила удержала ее на таком расстоянии, что человек с поврежденным коленом не смог бы перепрыгнуть, и все усилия гребцов оказались тщетны.
Я прилагал все старания, чтобы не поворачиваться к Бахтину и не видеть его лица. Если бы я сам оказался в таком нелепом положении, то всякий, меня в тот миг с любопытством разглядывающий, сделался бы моим смертным врагом. Пройдя на середину лодки, я как умел ободрил Калинина.
– Не бойся, читай «Отче наш», – сказал я ему. – Авось да пронесет.
– Это водяные черти, – отвечал он мне. – Латыши полагают, будто вода кишмя кишит нечистью, и теперь я вижу, что это так.
– А знаешь ли ты, как от местной нечисти откреститься?
– Откуда мне знать? Вот кабы на лодках был хоть один проводник-латыш!
Я развел руками – эту беду можно было бы предотвратить, кабы не упрямство Бахтина. Он раздобыл карту Лифляндии, пренагло выдернув ее из атласа, изданного графом фон Меллином лет пятнадцать назад. Карта была весьма подробная, и он полагал с ее помощью преспокойно дойти по Курляндской Ае до Митавы, рассудив, что советы местных жителей не потребуются – гребные суда-де не зависят от утренних и вечерних ветров, а осадка у них, даже полностью загруженных, невелика, где проскакивают рыбачьи лодчонки, там пройдет и канонерская лодка.