– Бонапарт вступил в Москву! – воскликнул Воронков.
– Когда?
– В тот же самый день, как вы ушли в поход…
– И что же теперь будет? – растерянно спросил я.
– Что будет? На Санкт-Петербург пойдет! – в отчаянии произнес он. – Случалось нам проигрывать подлому корсиканцу, да не столь позорно!
Он повел меня с собой, он знал, что дурные вести следует запивать водкой, и я покорился – он-то с этой новостью уже дней пять жил и освоился, а для меня она была – как удар свинцовым фальконетным ядром в лоб.
Мы, отставные офицеры, ныне добровольцы, пили и клялись костями лечь, но не пустить Бонапарта к столице. Хотя понимали – никто нам этого не позволит, мы неведомо уже зачем охраняем Ригу, а главные события будут совсем в ином месте, Макдональд наконец-то поведет прусский корпус на соединение с основными силами своего императора, то бишь к Двинску и далее, на Санкт-Петербург, в обход Риги…
Хорошо, что Васька мой додумался, где меня искать, и явился с фонарем. Я изругал его в прах, но в конце концов позволил ему отвести меня домой.
У дверей дома моего я встретил Бахтина. Он как раз выходил, а матрос нес за ним сундучок и кофр с его имуществом.
– Стой, Бахтин, – сказал я. – Не дури. Я пьян… напейся же и ты, потому что война, сдается, кончена.
– Я не могу оставаться у вас, Бушуев, – высокомерно отвечал он. – И товарищи мои также ваш дом покинут.
– Нашел время чудачить! Не в лодке же собрался ты ночевать…
– Не ваша забота, сударь.
Тут вышел Ванечка Савельев. Встав рядом с командиром своим, он отвернулся – то ли стыдно было, что покидает мой дом столь нелепо, то ли хотел спрятать заплаканное свое лицо.
– Моя, – подумав, произнес я. – Мне стыдно будет всю жизнь, коли я вас так отпущу… Мы дрались вместе, Бахтин! Мы город с воды штурмом взяли, сие дело неслыханное…
– Отнюдь, – сказал Ванечка и всхлипнул. – Адмирал Ушаков крепость острова Корфу так брал, осадной артиллерии не имея, а у нас всё же и единороги… и фальконеты…
– Возьмите себя в руки, штурман, – приказал Бахтин. – И зарубите на курносом своем носу – даже коли клочка суши нам проклятый корсиканец не оставит, море – наше! Даже коли от всего Отечества лишь десяток саженей останется – это будет «Бешеное корыто»!
– Ты насмотрелся трагедий на театре, Бахтин, – заметил, появляясь из темноты, Никольский. – А у него матушка с братцами, как на грех, на лето из столицы в подмосковную убралась, где они теперь – неведомо…
– Не уходите, не покидайте меня, – совсем уж жалостно воззвал я. – Мы всю эту неделю вместе воевали, неужто сие для вас ничего не значит? Мы город взяли… мы трофеи взяли… Господи, неужто всё было напрасно?!