никого нет, открываются ворота для сострадания, и я не нахожу способа, чтобы сопротивляться вам; нет ничего, с помощью чего я мог бы не позволить миру войти.
Кто-то у меня спросил, каково это – открыться, и я ответил, что иногда это похоже на некий «приход», но чаще кажется, что ты просто таешь; что нечто поднимается от самого сердца – чувство, как если бы вы были Любовью, поглощающей Саму Себя. На безмолвный вопрос «Что же Это такое?» ответом всегда становится смех.
И теперь, совершив еще один кувырок (я никогда не устаю от этих сальто назад), я обнаружил, что постулаты лоджонг работают довольно хорошо, включая и те, в которых я должен притворяться. Однажды меня осенило: как может то, что исходит от Истины, быть наигранным? Есть ли там кто, чтобы притворяться?
Стоя на берегу реки, Мулла Насреддин смотрел, как пришла попить собака. Собака увидела свое отражение в воде и сразу же стала лаять. Она лаяла и лаяла все утро и часть дня, пока у нее не появилась пена у рта. Наконец, умирая от жажды, собака упала в реку – вследствие чего она утолила жажду, вылезла и, довольная, ушла.
Насреддин сказал: «Так я постиг, что всю жизнь лаял на свое собственное отражение».
Это одна из моих любимых суфийских притч. Дуглас Хардинг также как-то сказал в отношении какой-то воображаемой проблемы, что целый день пришел и ушел в его огромном Едином Глазе, а он назвал этот день неудачным! Итак, вот один из так называемых «неудачных дней» в тюрьме:
Шесть часов утра, и меня оглушает побудка. Динамик системы местного радиовещания находится прямо у моей камеры, и, проснувшись, я вновь очутился в кошмарном сне. Почему они так орут в микрофон? Разве они не знают, что у нас от этого болят уши?!
У меня пятнадцать минут, чтобы явиться на завтрак. Болит спина. Я проклинаю металлическую койку, тонкую набивку, называемую здесь «матрасом». Мне бы уж лучше камень в качестве подушки, но в целях безопасности в этой тюрьме нет никаких камней, ничего, что по размеру больше гальки. Все это напоминает мне собачье дерьмо, которого я не видел уже двадцать лет.
Я накидываю свою казенную рубаху, штаны и ботинки. Я живу в уборной размером 12 х 7, поэтому унитаз всегда рядом, ледяной, металлический, без сиденья. К счастью, сейчас нет нужды на нем сидеть. Я встаю, делаю свои дела, с беспокойством отмечаю, что заканчивается туалетная бумага – выделяемого нам одного рулона в неделю недостаточно.
Я чищу то, что осталось от моих зубов. Не дай Бог, чтобы у меня заболели зубы. Приема у зубного приходится ждать до трех месяцев, а стоит это почти половину моей месячной зарплаты в 12 баксов. Лечение же, как правило, состоит в том, что зуб просто выдирают.