Как так получилось? Что я сделал, чтобы заслужить эти благословенные дары? Я просто отошел в сторону и не мешался, раскинул руки, посмотрел, а остальное случилось само собой.
И теперь, смотря еще выше, я вижу голубое небо, проплывающее мимо одинокое облако, а на востоке – ястреба, кругами поднимающегося все выше и выше в восходящем потоке воздуха. Мысли, эмоции, все, что я вижу и слышу и чего касаюсь, – все это просто проходит сквозь меня.
Твоя сестра рассказала мне, что с тобой случилось. Я не получал от нее вестей четыре года, и вдруг, в один субботний день, она сидела в комнате для свиданий, одна, за столиком в углу, спиной к двери. Я знал, что что-то случилось, еще до того, как вошел в комнату.
А ты? Сколько лет прошло с твоего последнего посещения – десять? Тебе тогда было семнадцать, ты был старшеклассником, в футбольной куртке, на голову выше меня, и ты улыбался мне сверху вниз. Мне казалось, что я лопну от гордости за тебя. Я хотел бегать от столика к столику и говорить каждому знакомому заключенному: «Это мой сын. Вон там – мой мальчик!»
А до этого тебе было восемь лет, и я был на воле. Воспоминания разбросанные, но яркие: Лос-Анджелес, пустой участок земли рядом с домом, ты со своей бейсбольной перчаткой и я, бросающий мячи, которые ты не мог поймать. А как ты сиял, когда наконец у тебя получалось!
А еще раньше – все эти годы в Мексике, когда вы с сестрой были единственными североамериканцами на школьном дворе, но перекрикивались на испанском, будто это и был ваш родной язык. Я помню, как мы впервые отвезли вас на юг – я был в бегах – я и твоя мама в украденном доме-фургоне, через Баху к Ла-Пас, через Калифорнийский залив на пароме во время шторма, когда морской болезнью страдали все, кроме тебя и членов команды, даже наша кошка. Я ненавидел эту поездку. Я ненавидел ночлег в горном городке, который вонял свиньями, и когда я зашел проверить тебя в спальне, ты был облеплен мухами. Ты крепко спал, а мухи выползали у тебя изо рта. Господи, я подумал тогда, что ты умер. Ведь ты был младенцем!
А ты слышал историю своего рождения? Наверное, нет. Это удача, что вы с мамой выжили. В тот день я отвез ее в больницу, не подозревая ни о какой опасности. Был рутинный осмотр, ультразвук… и вдруг ее срочно повезли в операционную, оставив меня в коридоре, потрясенного и растерянного. А позже, в больничной палате – я не мог этому поверить – она призналась, что за неделю до этого, на девятом месяце, она переспала с одним моим другом и что она – ты – подцепил заразу. Я был в такой ярости, что ничего не видел перед собой; я не видел ни ее, ни тебя. Знаешь, что я сделал? Около часа я бесцельно катался на машине. А затем, оказавшись в незнакомом жилом районе, остановил машину и взял то, что в тот момент попалось мне в руки, – плитняк из чьего-то двора – и швырнул его в чье-то окно. За мной погнался какой-то человек. Ия заплатил ему тысячу долларов, чтобы он не подал на меня в суд.