Однако больше всего мы, заключенные, любим именно близкий контакт с живностью. Осенью, пока тарантулы еще не нашли себе жилье на зиму, они позволяют нам носить их на руках или на футболках. Весна вновь приносит ласточек, которые строят свои глиняные гнезда под карнизами на стене корпуса с камерами – там, докуда мы не можем дотянуться, а затем все лето терпят наши непрестанные хождения туда-сюда. Здесь также останавливаются одиночные летучие мыши, повисая вниз головой с трещины на стене рядом с ласточкиным гнездом или даже с нижней части самого гнезда. Эти посетители с весьма странной внешностью вызывают у ласточек любопытство, однако они никогда не кажутся потревоженными ими.
Каждый год бывают случаи спасения зайцев. Весть об этом быстро распространяется по зданию тюрьмы, и какой-то заключенный становится героем дня. Дело в том, что зайцы постоянно забираются в дырку в задней части автомата, продающего газировку, прячутся там и иногда оказываются плененными или даже раненными вентилятором. А после сильного ливня зайчата часто тонут в своих затопленных норах – если мы вовремя к ним не подоспеем. Однажды заключенный вытащил из-под автомата шестифутовую сосновую змею, где она, несомненно, ждала случая подкрепиться.
Возможно, некоторым может показаться странным, что заключенные проявляют такую искреннюю заботу об этих тварях, тогда как зачастую с таким пренебрежением относятся к другим людям. Но в тюрьме мировоззрение меняется. Здесь койоты и олени занимаются своими делами по ту сторону заборов; зайцы, змеи и белки с легкостью их преодолевают, а птицы, самые свободные из свободных, вообще летят куда хотят. Какой заключенный не мечтал бы стать птицей? Пусть даже на минуту!
Когда-то давно я отбывал срок в мексиканской тюрьме и все время своего пребывания там был одержим мыслью о побеге. Был готов даже рисковать жизнью, чтобы только выбраться из той дыры. Когда же я вышел оттуда, то после первичной быстро схлынувшей радости обнаружил не свободу, а постоянное ощущение разочарования. И не то чтобы я раньше не испытывал подобного разочарования, но тот раз, наверное, был первым, когда я явно ощутил, что свобода – это не место, не что-то, к чему я мог бы стремиться или с чем я мог бы столкнуться «где-то там». Но я продолжал упорствовать в своих разрушительных привычках.
Сегодня в этой тюрьме происходит то же самое. Здесь нет человека, который не считал бы, что ему будет лучше где-нибудь еще. Мне кажется, это и есть причина того, что дикие животные так очаровывают нас и вызывают такую нежность. Свободные от всех пут, непредсказуемые, они так от нас отличаются. Конечно, и у них разыгрываются драмы. Посмотрите, например, как несколько пар ласточек соперничают за место для гнезда или за право на воздушное пространство. Но в этом, кажется, нет никаких страстей, никакого стремления быть где-либо, кроме как там, где они сейчас; или чем-либо, кроме как тем, кто они сейчас.