Но через секунду я вспомнил отрывок, написанный Жаном Пьером де Коссадом, французским иезуитом восемнадцатого века, чье собрание писем и эссе «Отдача себя божественному провидению» – одна из моих любимых книг. Дуглас Хардинг впервые познакомил меня с работами Коссада еще в начале 1970-х, и на протяжении всех этих лет мы часто о нем говорили. Я вспомнил абзац, в котором Коссад призывал читателя серьезно относиться к явно необычным мыслям, которые время от времени приходят в голову, доверять им и действовать в соответствии с ними. Эта мысль как раз такой и казалась. Я почувствовал, что должен ее осуществить.
Я узнал номер телефона «исправительного учреждения» Амбершела в справочной службе и, немного волнуясь, позвонил. Поговорив с несколькими людьми, я наконец связался с нужным инспектором и сообщил ему свой номер паспорта и другие детали – в целях безопасности. Из разговора я узнал, что смогу посетить его только в выходные, и, меняя на ходу свое расписание, назначил дату и время посещения Амбершела.
В конце августа я прилетел в ближайший к месту заключения город, взял напрокат машину, три часа ехал по незнакомой местности и прибыл к приемной тюрьмы после обеда. Меня попросили отнести все содержимое моих карманов обратно в машину. Все, что я мог взять с собой, – это пластиковую карточку, выданную мне в приемной, чтобы я мог купить себе в тюрьме попить; документ, дающий мне право на посещение заключенного, и круглый металлический номерок, на который я обменял ключи от своей машины. После короткого ожидания меня и нескольких других посетителей подвезли на автобусе к одному из тюремных корпусов. Зарегистрировавшись, я прошел две раздвижные двери – первая за мной запиралась, прежде чем открывалась другая, – и оказался в так называемом «кафетерии». Здесь были десятки маленьких столиков, где заключенные – только мужчины, одетые в зеленые одежды, – сидели со своими друзьями или родственниками. Вдоль одной стены стояли автоматы по продаже газировки. Я подошел к столику, за которым сидели две женщины – тюремные надзиратели, наблюдающие за происходящим, – и представился. Они направили меня к пронумерованному столику, за которым я и стал ждать, пока Джея Амбершела вызовут из камеры.
Я ждал около четверти часа. Вокруг было странное зрелище – по крайней мере, для меня. Заключенные сидели вместе со своими женами, подругами, матерями, отцами, детьми; болтали, пили газировку, играли в карты. Я смотрел и не мог представить себе, какие чувства бушуют у них внутри. Там находилось около тридцати или более человек. В дальнем конце комнаты была металлическая дверь, которая, как я понял, вела в другую часть тюрьмы. Время от времени через эту дверь в «кафетерий» входил заключенный, и я присматривался, не это ли Джей Амбершел? Несколько раз это оказывался не он, – эти мужчины не обращали на меня никакого внимания и направлялись к другим посетителям за другими столиками. Должен признаться, что пару раз я испытал облегчение, убедившись, что это не Амбершел, чувствуя между этими людьми и собой серьезные расхождения во взглядах. Но кто знает? Это были поверхностные первые впечатления. Я осознал, что осуждаю других, и попытался расслабиться, готовясь к тому, чтобы встретиться с кем угодно, с тем, кто сядет рядом со мной. И тут вошел еще один человек, переговорил с двумя тюремными надзирателями, посмотрел в направлении моего столика и подошел ко мне. Это был Джей.