Во время обучения в Оксфорде Моррис собирался подготовиться к принятию сана – он хотел стать монахом, видя в монашестве идеальную модель существования. Монастырь же представлялся ему воплощением идеи духовного братства (brotherhood), привлекавшей его с детства. Заметим, что прерафаэлиты, к которым примкнул Моррис спустя некоторое время, также называли свое содружество «братством» (Pre-Raphaelite Brotherhood).
Прерафаэлиты привлекли Морриса тем, что возрождали средневековые формы английского народного искусства – в противовес буржуазному, как они считали, искусству викторианской эпохи. Моррису импонировала та дерзость, с какой молодые художники ломали существующие каноны и эстетические нормы, о чем он в 1891 г. вспоминал: «…эта группа никому не известных до той поры молодых людей предприняла поистине дерзкую попытку пробиться вперед и буквально вынудила публику признать себя; они подняли настоящий бунт против академического искусства, из лона которого рождались все художественные школы тогдашней Европы… Мы должны рассматривать бунт прерафаэлитов как часть общего протеста против академизма в литературе и искусстве» [54] .
В Оксфорде Моррис отличался от многих соучеников. Это был, по свидетельствам современников, «крепко сбитый широкогрудый человек, выделявшийся среди толпы скучающих, апатичных студентов… как военный вождь зулусского племени при полном параде, явившийся на званый прием у викария в саду. Студенты были заворожены этим валлийским дикарем, который подавлял собеседников грохочущим голосом и неистовой жестикуляцией» [55] .
Из тех писателей, кто повлиял на Морриса, первым надо назвать Джона Рескина – и, прежде всего, его книги «Современные художники» и «Камни Венеции» (в частности, главу «О природе готики»). Моррис неоднократно говорил, что книги Рескина изменили его жизнь, став для него «настоящим откровением» [56] .
Несомненно также, что на Морриса повлияла сказка Рескина «Король Золотой Реки» (1851), сыгравшая немалую роль в становлении английской национальной сказочной традиции [57] . И, можно предположить, его привлекло в творчестве Рескина то, что и Л. Н. Толстого, назвавшего Рескина одним из «тех редких людей, которые думают сердцем» [58] .
Исследователи также считают, что свою роль в особом отношении Морриса к Рескину сыграл также фактор общего кельтского происхождения, хотя у писателя ближайшие предки были валлийцы, а у исследователя искусства – шотландцы. Отсюда их общий постоянный и глубокий интерес к легендам артуровского цикла [59] .
С Оксфорда началось увлечение Морриса Карлейлем. Впрочем, оно, как и другие эстетические увлечения Морриса, не было безоглядным, ибо, по точному выражению Аникста, писатель «был слишком непосредственной и эмоциональной натурой, чтобы оказаться способным пассивно подпасть под чье-либо влияние, сдаться перед силой и убедительностью доводов, подчиниться чужой логике. С тем, кто оказал на него влияние, он как бы встречался на той дороге, по которой уже шел самостоятельно. То, что он узнавал от других, сам он, по крайней мере, предчувствовал» [60] .