Она прошла через коридор и скользнула в дверь библиотеки, но не смогла найти ничего интересного среди стоявших на полках книг. В обоих салонах гости были заняты комнатными играми, а в гостиной ее подстерегал кузен Катберт. Ни при каких обстоятельствах Уитни не могла больше вынести общения с ним-
Оставалось либо вернуться в спальню, либо укрыться в отцовском кабинете.
Она выбрала последнее и, попросив Сьюелла принести колоду карт и подложить поленьев в огонь, уселась у камина на стул с высокой спинкой.
«Я становлюсь отшельницей», — думала она, медленно тасуя карты.
Послышался звук открываемой двери.
— Что там, Сьюелл? — осведомилась Уитни, не оглядываясь.
— Это не Сьюелл, кузина Уитни, — пропел ненавистный голос. — Это я, Катберт.
Кузен подошел поближе и встал около стула, где мог беспрепятственно разглядывать сливочно-белые округлости, поднимавшиеся над вырезом корсажа. — Чем вы заняты?
— Это называется солитер, — сухо, почти грубо бросила Уитни. — Или «Наполеон на острове Святой Елены». В него может играть только один человек.
— Никогда не слышал о таком, — заявил Катберт. — Вы должны мне показать, как это делается.
Стиснув зубы, Уитни продолжала раскладывать карты, и каждый раз, когда она наклонялась, Катберт тоже перегибался вперед, делая вид, что заинтересован солитером, а на самом деле заглядывал ей за корсаж. Наконец Уитни окончательно потеряла терпение, швырнула карты на столик и вскочила.
— Неужели необходимо глазеть на меня подобным образом? — прошипела она разъяренно.
— Да! — выдохнул Катберт, хватая ее за руки и пытаясь притянуть к себе. — Необходимо.
— Катберт, — зловеще предостерегла его Уитни, — даю вам три секунды на то, чтобы убрать от меня руки, прежде чем я закричу на весь дом.
Как ни странно, Катберт немедленно послушался и разжал пальцы, но не отошел, а, повалившись на колени, положил руку на сердце, очевидно, готовясь сделать предложение.
— Кузина Уитни, — хрипло пробормотал он, раздевая ее похотливым взглядом, — я должен высказать вам, что у меня на уме и сердце…
— Я прекрасно знаю, что у вас на уме, — перебила Уитни, уничтожающе фыркнув. — Вы весь ужин бесстыдно рассматривали меня!
— Но я должен сказать, — визгливо настаивал Катберт.
Его руки потянулись к подолу голубого платья, и Уитни брезгливо подобрала юбки, почти убежденная, что он собирался приподнять их и попытаться разглядеть ее ноги. Лишенная опоры рука вернулась на прежнее место, ближе к сердцу.
— Я восхищаюсь вами всеми фибрами своего существа. И питаю глубочайшее уважение к…
Катберт, неожиданно осекшись, умолк, с ужасом уставясь куда-то в пространство.