Такие приступы случались все чаще и чаще. Врачи дружно разводили руками, выслушивая рассказы взрослых о внешних симптомах болезни. Меня же никто ни о чем не расспрашивал. Да я ничего и не сумел бы объяснить. Весь этот ужас существовал тогда где-то за гранью моего понимания. Потом нашелся гениальный эскулап, справедливо посчитавший, что никто ничего не потеряет, если он посоветует непонятному больному просто поменять климат. Вот тогда, наконец, родители и вняли неоднократным увещеваниям деда. Дети, мол, воспримут грехи и слабости наши, и "щадя их, держи в отдалении".
Это было незабываемое путешествие! Через всю страну я был препровожден в маленький южный городок и в определенные звездами сроки, ступил на порог дома, которому суждено было стать отчим.
Первое же лето буквально ошеломило жарой. Весь этот зеленый мир существовал под знаком всепроницающего солнца и света в моей душе. Приступы прекратились. Я бегал в трусах, босиком по мягкой прохладной пыли. Вот только сильно страдал от ожогов. Но вечером возвращался с дежурства дед и снимал боль. Кажется, я полюбил его еще до того, как впервые увидел. И он отвечал тем же, но обращался со мной, как с взрослым, как равным себе. А еще, потихоньку, исподволь, учил понимать суть.
- Тошка, - говаривал дед, когда мы сидели вдвоем в зарослях виноградника, и пили холодный компот, - а ну-ка представь, что ты - бабочка.
Я закрывал глаза и старательно прислушивался к внутренним ощущениям. Все мысли улетучивались. Оставались лишь плещущее через край, ни с чем несравнимое счастье полета и железная сила инстинкта, влекущая в этот полет.
Не представляю, как все это выглядело со стороны, но, возвращая меня в реальность, дед оставался доволен.
- Когда-то, - пускался он в поучительные размышления, - все люди, сызмальства, учились подражать животным, птицам, растениям...
- Зачем?
- Чтобы лучше их понимать. Чтобы легче было охотиться, различать лечебные травы...
- А людям? - перебивал я, - людям тоже подражали?
- Только воинам чужого, враждебного племени. Потому их и брали в полон, даже, если не было толмача, понимавшего новый язык. А как иначе составишь представление о целом народе: на что способны, в чем сила, слабость, как на сечу идут, не дрогнут ли? Если да, то в какой момент? Есть ли уязвимые места в тактике, индивидуальной подготовке?
- И мы всех их потом побеждали? - заряжался я воинской гордостью.
- Мы до сих пор не поняты, а значит, непобедимы! Потомки великого племени утратили Звездные Знания, но до сих пор славятся "непредсказуемой русской душой". Мы Иваны, не помнящие родства, зовущие "мамой" сиротскую корку хлеба. Нация с усеченным, тысячи раз переписанным прошлым. Но даже в таком, исковерканном виде, это прошлое подавляет. Заставляет бояться и ненавидеть. Наша Троица - пот, кровь, да неволя. Наши святцы - история войн на своей территории. Одни нас хотели покорить, чтобы понять, другие, - понять, чтобы покорить. Дальше всех пошли самураи: стали копировать у себя мелочи нашего быта. Отсюда у них внешний вид боевого искусства: стиль богомола, стиль обезьяны, стиль змеи... Вид, но не суть. Они не смогли оторваться от привычного, приземленного. А потому, до сих пор далеки от звезд.