Конечно, он понимал причину своей печали – Катя. Она была в Митиленах, а он – здесь, в Моливосе. И само название приюта – «Дом учительницы с золотыми глазами» – каждый раз, когда он видел его на табличке перед входной дверью, вызывало в его памяти и золотистый отблеск сикамийского солнца в Катиных глазах, и ее струящиеся золотые волосы.
Чтобы отвлечься от грусти, стал он каждый вечер подниматься на холм, усталостью тела пытаясь погасить тлевший в душе огонь. Но, достигнув вершины, он поднимался на стену старинного замка, и, отвернувшись от моря, смотрел на южные горы, за которыми в золоте заката скрывались и Сикамия, где он встретил Катю, и Митилены, где она сейчас жила, ничего не зная о Мотиных страданиях.
Однажды, стоя у обреза стены, он даже был готов шагнуть в бездну. Но удержала его та, которой лукавая молва приписала прыжок с Левкадской скалы от безответной любви – великая Сапфо. Мотя вспомнил ее самый знаменитый афоризм: «Если бы смерть была благом – боги не были бы бессмертны».
Между тем кончился учебный год, и у Моти появилось гораздо больше свободного времени. Моте теперь не нужно было готовиться к урокам, поскольку вместо них он просто ходил с девочками купаться или водил в короткие походы в Петру или на горные лужайки.
И он нашел новое «лекарство», которое, как он надеялся, окончательно вылечит его. От чего? Он и сам не знал: «О, болезнь небывалая, имени даже ее я не умею назвать!»
Мордехай погрузился в ученые штудии. Он обновил свои знания в ядерной физике и квантовой механике и понял, что имеет пробел в понимании теории вероятностей. Лечебный эффект этих штудий оказался поразительным – скоро образ Кати перестал вгонять его в тоску, а возникал только тогда, когда сам Мотя радовался очередному своему успеху. И тогда он сосредоточился на этом разделе математики – здесь он нашел много поводов порадоваться и благодарно вспомнить ту, которая невольно стала причиной этих радостей.
Что же особенно привлекло Мотю?
Еще со времен Паскаля и Ферма в математике, физике и философии не утихают споры о том, что же такое вероятность. Кардинально – это некоторое глубинное свойство мира или мера нашего незнания о нем?
Именно так и стоял вопрос вначале – четкая дилемма. Если вероятность – проявление чего-то глубинного «в природе вещей», то наше познание (точнее те причинно-следственные одежки, в которые мы стараемся одеть все известные нам факты) «дошло до края» – нет у нас одежек для этих глубинных структур природы вещей. А если дело только в нашей «необразованности», то это не страшно – подучимся!