Под воркование Наташи: «Что же ты не оправдываешься, что же молчишь, я ведь еще не все сказала, они еще про тебя не знают, что…» — она положила трубку. И набрала телефон Жанны.
— Знаешь, я, кажется, рожаю, — спокойно сказала Мари.
— Как рожаешь? — истошно завопила Жанна. — Еще рано!!! Я на съемках!!!
— Тем не менее. Приезжай скорее, потому что очень больно. Я вызываю «скорую».
«Скорая», Жанна и родители Мари, которым Жанна позвонила по дороге, приехали одновременно. К этому времени боль возобновлялась каждые пять минут, и Мари металась по комнатам загнанным зверем, тихонько воя и заламывая руки. Она уже предчувствовала, что не попадет в тот счастливый процент женщин, которые то ли в силу удачного болевого порога, то ли чудом рожают сравнительно легко и называют свои ощущения вполне терпимыми.
О «Евромеде», ЦПСиРе и всех приличных контрактных местах можно было забыть. «Скорая» повезла Мари в роддом, где имелись условия для недоношенных младенцев, и, хотя такой роддом в Москве был не один, никакого выбора не оставили. Жанну и родителей моментально выставили за дверь, предварительно обругав за «идиотскую» идею пойти на роды «партией поддержки». А Мари в предбаннике начали задавать вопросы для анкеты страниц на пять. При всем ее желании она не помнила ни номера, ни адреса ЗАГСа, где они с Митей расписывались. Ей хотелось грызть кафельный пол и кидаться на унылые ободранные стены от боли, потому что схватки усиливались. У девушки катились слезы — не столько от физических мучений, сколько от понимания, что ничего хорошего впереди нет. Не будет ни внимательного врача, ни ласковых медсестер, ни уютного родильного зала, ни помощи — ничего. В лучшем случае ей повезет, и она окажется достаточно крепкой, чтобы родить здорового мальчика, которого не угробят даже здешние врачи.
Мари не ошиблась. Следующие шесть часов она провела в полном одиночестве в темном зале со слепой лампочкой прямо над головой. Врач забежала один раз, чтобы осмотреть, — это заняло три секунды. Через шесть часов появилась медсестра с ворохом бумажек, села за стол в дальнем углу и принялась что-то заполнять. Мари умоляла принести попить или хотя бы смочить губы — девушка велела дышать носом и посоветовала не отвлекать ее от важного дела.
Ничего более ужасного Мари не приходилось испытывать. Боль рвала ее на части, заставляла кричать, а появившаяся врач явно неодобрительно наблюдала за ее страданиями. Если бы Мари не знала, что во время родов женщинам свойственно кричать — она бы решила, что до нее все молчали как рыбы и не отвлекали никого от важных дел.