Дочь дыма и костей (Тейлор) - страница 142

— Это ни к чему, — возражал Бримстоун, когда Тьяго приказал связать ей крылья. Тихий, почти неслышный голос проскрежетал, словно что-то протащили по земле.

Тьяго — Белый Волк, генерал, сын и правая рука Воителя, — сам все прекрасно знал, но оставил его слова без внимания. Он жаждал ее унизить. Смерти Мадригал было для него недостаточно. Ему хотелось видеть ее жалкой, раскаивающейся.

Он будет разочарован. Скрутить ей руки, связать крылья, принудить встать на колени — это он мог, однако не в его власти было заставить ее каяться.

Она не жалела о том, что сделала.

Во дворце на балконе, сверкая золотыми наконечниками на оленьих рогах, восседал Воитель. Тьяго находился рядом с отцом. По другую сторону от Воителя обычно сидел Бримстоун, но сейчас его место пустовало.

Тысячи глаз неотрывно следили за Мадригал, какофония голосов усиливалась, гул временами переходил в улюлюканье. Раздавался неистовый топот ног. На памяти живущих экзекуций на площади не проводили, но собравшиеся знали, что делать: ненависть была готова возродиться.

Раздался обвинительный вопль:

— Любовница ангелов!

Кое-кого в толпе обуревали сомнения. Мадригал — воплощенная красота, само изящество, — могла ли она совершить столь невообразимое?

А потом вывели Акиву. По приказу Тьяго ему предстояло увидеть все своими глазами. Стража, сбив его с ног, заставила встать на колени на платформе прямо напротив Мадригал, чтобы ничто не загораживало ему вид. Даже в цепях, весь в крови, измученный пытками, Акива был прекрасен. Крылья сверкали, взгляд пылающих диким огнем глаз прикован к ней, и сердце Мадригал наполнилось теплом, и нежностью, и горьким сожалением о том, что ее тело больше никогда не познает его, губы никогда не прикоснутся к его губам и мечтам никогда не суждено будет сбыться.

На глаза навернулись слезы. Она улыбнулась ему, и любовь в ее взгляде проявилась настолько откровенно, что ни у кого из наблюдавших не осталось сомнения: она виновна.

Предательницу Мадригал Кирин, полюбившую врага, приговорили к смертной казни и, более того, к наказанию, не применявшемуся многие сотни лет: к уничтожению.

Она стояла на эшафоте лицом к лицу с палачом. С высоко поднятой головой шагнула к плахе и опустилась на колени. В это мгновение закричал Акива. Крик его воспарил над толпой, вывернул наизнанку души всех собравшихся, выгнал призраков из гнездилищ.

Этот звук пронзил сердце Мадригал, всей душой стремившейся к любимому. Она понимала: Тьяго хотел сломить ее, услышать плач и мольбы. Но нет. В этом не было смысла. Ни малейшей надежды остаться в живых.