— Так ведь и ты тоже, Кирсаныч!
— Вот-вот, и я. А как же! А героизм нельзя растить на промахах, как шампиньоны на навозе. Исполнительность, система нужна, вот в чем культура производства. А мы все на моральный дух упираем, на личное обаяние. Не из уважения ко мне мои матросы должны дело честно делать, а из уважения к себе!
— Сказал бы все ему, Кирсаныч!
— Говорил. Да ведь такие натуры, когда им говоришь, все в зависимости от тона принимают.
— Да, но и ты во многом не прав, Кирсаныч.
— Может, и так, а теперь уже по-другому не могу.
— Нельзя же так сухо к людям подходить. Вероятно, нужно и попроще.
— Иная простота хуже воровства. Если ты выше, так и других до себя подтягивай, нечего до их уровня опускаться. На черта нам высшее образование, если мы хваткой, интуицией, наитием каким-то да авралами все брать будем!.. Как в плохом колхозе! С людьми-то как говорит: «Вася, сделай так… Петя, вот что…»
— Ну, Петю на судне все Петей зовут.
— А капитан своего предсудкома должен Петром Семеновичем звать!
— Плаваем же и планы выполняем не хуже других.
— Многие так плавали. Некультурно работаем, авосей много допускаем. И это на грани атомной войны! Сейчас, особенно сейчас, нам вот как дисциплина для каждого нужна!
— Тут нужно, чтоб каждый сам по себе, сознательно, ответственность чувствовал!
— И это. Ну ладно, Тимоша, а то мы с тобой доспорим до ручки.
— Уже доспорили, — Тимофей Тимофеевич замолчал, складывая полотенце.
Они со старпомом были однокашники. В один год выпускались из мореходки и долго после этого не виделись. Морская судьба свела их снова на «Балхаше», куда Александр Кирсаныч получил назначение старпомом, хотя Тимофей Тимофеевич с самой приемки танкера плавал вторым штурманом и мог бы претендовать… Однако назначение Александра Кирсаныча не внесло сложности в их отношения; Тимофей Тимофеич, пожалуй, даже в глубине души остался доволен таким положением вещей, потому что старпомовская должность никак не дала бы ему столько времени для самообразования. Правда, в порту он тоже крутился волчком, но зато в море…
— Да, обстановочка, судя по всему, серьезная, Кирсаныч. Знаешь, если не говорить об общем, о том, что всем одинаково больно терять, мне лично больше всего Танюшу и библиотеку жалко. Я ведь еще и трети купленных книг не прочитал. Она все смеется, все, говорит, прочитаешь, если бухгалтером станешь или когда по старости на пенсию пойдешь… И все ж я не верю, чтобы такая культура, как у нас на Земле, дала бы сама себе погибнуть. На это у меня надежда!
— На немецкую культуру тоже надеялись, Тимоша, а немцы крематории строили.