— Что вы! Этого не может быть! У нас же совсем иная атмосфера.
— Я не говорю, что так же, но напоминает. Общественная атмосфера иная, теплее. Но знаете что плохо? Помните: свобода — это осознанная необходимость? Так вот у нас среди людей все-таки маловато таких, кто оформился в личность, кто полностью дорос до осознания необходимости. Не хотим осознавать необходимость, потому что это мешает жить для себя. Я не сомневаюсь в патриотизме экипажа, но он должен проявляться раньше, чем на него сделают ставку.
— Ну вы слишком уж идеальные категории берете, Александр Кирсаныч.
— Может быть. Но, кстати, сейчас зачастую сталкиваешься с таким положением, что техника предполагает больший интеллект людей, которые ею управляют, нежели они могут продемонстрировать. Обидно же! Не чувствуете? Н-да… Дело в том, что мало требуем с себя, а потому и с других, может быть, даже наоборот: слишком мало требуем с себя и слишком много — с других. Я вот что думаю, Вольтер Иванович… Как бы это выразить? Требовательность индивидуума к себе — вот что формирует монолитное общество. А вот над этим мы как раз мало работаем!
— Сейчас сложное время. Безусловно, многое потом отсеется, но мы должны драться за главное!
— Я ведь тоже не в вакууме живу — вижу, слышу. Чем в основном характеризуется наша эпоха? Большим наличием энтузиазма, большим проявлением инициативы и энергии и малым контролем за исполнением, отсутствием анализа — в конечном счете, малой требовательностью к себе! Лупим напролом сквозь бури и штормы, дело до конца не доводим, хорошо, если пока нет осечек.
— Да где вы все это увидели?
— И у нас в стране, и у нас на судне.
— Мы сейчас на грани войны, и говорить, как вы, недопустимо. Это все равно, что перед атакой спорить из-за пуговиц на гимнастерке.
— Во время вашего, Вольтер Иванович, выхода на сцену могли бы и к стенке? Возможно, я горячусь, возможно, я преувеличиваю, но что-то такое есть, за это я кладу голову. Да и вы, Вольтер Иванович, сами знаете это, иначе б вы не оказались здесь, а все ездили бы по командировкам.
Вольтер Иванович помолчал, потом глуховато произнес:
— Сейчас не время говорить об этом даже в дискуссионном порядке.
— Но я это говорю коммунисту, и более того, своему партийному руководителю — и никому иному.
— Этого не надо говорить даже мне.
— Больше не буду, — сказал старпом. И добавил: — Но говорить-то когда-нибудь придется! За страну пусть вверху говорят, а за судно я вас и капитана все равно беспокоить буду, если не уйду. Кстати, почему вы боцману телеграмму послать не разрешили?