– Кто тебе разрешил из лагеря уходить? – грозно прикрикнул на меня Кииваасу, а стоящий сбоку и чуть за спиной Асииаак уже приготовил хлыст, чтобы перетянуть меня им поперек спины по первому же приказу оуоо. Но я как бы невзначай поспешно поднял свою окровавленную руку и заныл о заканчивающихся травках, без которых я никак не смогу поставить на ноги достойнейшего и благороднейшего оуоо Эуотоосика. Думаю, получилось убедительно, потому как Кииваасу, сообразив, что я еще могу быть полезен, – приказа лупить меня не отдал.
– Беги вперед, – вместо этого приказал он мне. – Укажешь место, где на тебя напали.
…Нет, ну ни фига себе нравы?! – Я, раненый, прибежал упредить их об опасности, а до этого почти полдня ходил-бродил по степи, собирая травки, а ко мне никакого снисхождения! А если я умру по дороге? А ведь туда-обратно это добрых километров десять будет!
– Можно хоть рану-то перевязать нормально? – лишь хмуро спросил я у оуоо Кииваасу, покорно склонив голову. – Я недолго, пока все соберутся….
Он нетерпеливо махнул рукой, не удостаивая мой скулеж ответом, а сам начал отдавать приказы «шестерочнику» коренных, готовя карательный поход на моих обидчиков. Я же, сочтя, что сей нетерпеливый жест означает разрешение заняться своими болячками, срочно побежал в расположение своей оикия, поближе к заветному хирургическому набору и складу (увы, изрядно опустевшему) медикаментов.
Тут меня встретило мое полуголое, беспортошное воинство… Надо же такому случиться, что именно сегодня я объявил банный день, так что забритые нынче оказались абсолютно неготовыми к срочной битве, поскольку все их шмотки были развешаны на невысоких кустиках, что росли вдоль русла петляющей между холмов речки.
…Банные дни, я, кстати, начал вводить без всяких задних мыслей, почти сразу, как получил повышение.
Не, реально. Куча мужиков, существующие без бабьего присмотра, остро нуждаются в принудительно-карательной гигиене. Поскольку это только женщины способны заметить грязь даже там, где ее нет. А мы, мужики, грязь на своей одежде умудряемся заметить, только когда она начинает с грохотом, пластами сваливаться с нее под собственным весом.
Я бы, правда, не сказал, что в нашем случае грязь немедленно становилась источником жутких эпидемий. Увы, в первобытном мире, не говоря уже о походном существовании, грязь это неизменный атрибут жизни. Так что у местных с младенчества вырабатывается такой иммунитет, что это микробы дохнут в присутствии человека, а не наоборот.
Но у меня был пунктик по поводу грязи. (Ох и избаловала же меня Тишка.) Да и находиться круглые сутки в толпе вонючих мужиков – не самое большое удовольствие в жизни. Потому, едва получив крупицу власти, я воспользовался ею в личных целях, позаботившись о здоровье подчиненных.