Мироныч тоже не избегал данной участи, потому что по старости иногда забывал заготовленное для тушёнки неликвидное мясо в разных местах, а щенок, если находил его, сжирал всё подчистую. Поэтому перед всяким очередным забоем Мироныч и хлопотал, готовя запирающуюся тару, в которую он потом складывал очищенное от говна и шерсти мясо и спускал в колодец до той поры, когда его (мясо для будущей тушёнки) можно будет вывезти хозяйственной Азе Ивановне.
Но Дик (так звали щенка) и тут успевал.
Он умудрялся тырить мясо из запирающейся тары в те редкие моменты, когда тара была ещё не заперта и стояла на срубе колодца. В такие моменты Дик очень спешил, поэтому иногда опрокидывал незапертую тару вместе с тем мясом, которое не успевал стащить, прямо в колодец. Мироныч, находя тару опрокинутой в колодец, а очищенные от говна кишки, плавающими на его поверхности, сильно возмущался. При этом он винил всех, но только не Дика, в каком-то вредительстве. Но особенно доставалось Жорке, снискавшем нелюбовь старого навозного жука к себе за то, что он раньше всех раскусил его истинную паскудную сущность.
- Тебя послушать – так все в нашей деревне хитрожопые, - заметил Сакуров. – А хитрость – это всего лишь одно из проявлений человеческого ума. Так зачем из-за неё судить всякого?
Учительница в это время дотащилась до колодца, с мученическим видом сняла крышку, и надолго замерла, словно набираясь сил перед неизбежным подъёмом ведра из колодца.
- Хитрость – это адаптированный животный инстинкт, - веско возразил Жорка. – Поэтому для меня всякий хитрец вроде Мироныча и учительницы – примитивные обезьяны.
- А что тогда есть человеческое сознание? – машинально спросил Сакуров, с состраданием наблюдая за учительницей.
- Сознание – суть качественно новый продукт эволюции, - безапелляционно заявил Жорка. Его безапелляционность граничила с той его прямолинейной убийственностью, с которой он когда-то решал некоторые дела своего недавнего боевого десантного прошлого. В том смысле граничащей, что в новой жизни он никого не убивал, в то время как в прошлой кое-кого убивать ему приходилось.
- Я тебя, Жорка, конечно, уважаю, - пробормотал Сакуров, - но…
Он затушил бычок в специальной банке и отправился помогать учительнице. Жорка устроился на скамейке крыльца Сакурова поудобней, приготовившись смотреть и слушать происходящее перед ним действо со всей внимательностью трезвого русского человека.
- Давайте я вам помогу, Валентина Алексеевна! – предложил Сакуров.
- Ах, Костя! – жеманно возразила учительница. – Не стоит… Я и сама…