— Как ты до города добрался?
— Пешком, через лес… Двое суток отлеживался — долбанулся я все же крепко, — а потом ножками, ножками… Направление чуял, что называется, верхним чутьем. Пять дней шел, обходным путем, специально кружил, следы для надежности путал…
— Чем же ты питался?
— Птиц ловил. Силки делал и ловил. Да я вроде легендарного солдата Шуры Македонского: могу питаться тремя финиками в сутки и при этом сохранять боеспособность. Это спортсмен ни на что не годен без хорошей жратвы. Я не спортсмен.
— Спички-то у тебя были?
— Была зажигалка, но она при падении разбилась.
— Но ведь ты разводил костер?
— Ни фига. Пичужек я так харчил, сырыми…
— Ты!.. — Яна захлебнулась дыханием.
— Да, Яночка, да, — усмехнулся Север. — Я приспособлен выживать в любых условиях. Моя подготовка в чем-то даже круче спецназовской. А лес я хорошо знаю — все же бывший егерь…
— Ну ты, Север!.. — девушке не хватало слов. — Подожди… А как тебе удалось не порвать эту свою одежду, которая на тебе? Или она в принципе не рвется?
— Рвется она с трудом, но дело не в этом. Просто поверх нее на мне был дорожный костюм — кожаная куртка, кожаные штаны… Я их потом закопал, когда к городу вышел, — чтобы не светиться. А шлем закопал еще раньше.
— И что ты собирался делать? Ну, если б меня не встретил?
— Не знаю… Бомжевать пока.
— А в Москве у тебя друзей не осталось?
— Я ж тебе говорил… Паша Кузовлев, врач, и его жена Лиза. Но их телефон есть в моей записной книжке, так что к Кузовлевым мне соваться нельзя — их могут замазать укрывательством, а то и соучастием… Менты ведь наверняка проведут баллистическую экспертизу моего ствола, а он паленый, на нем столько трупов висит — не счесть. И плевать, что все трупы бандитские, что я ни разу не обидел ни одного невиновного человека, — менты все равно обязаны посадить меня. Работа у них такая.
— А почему ты ствол не сбросил?
— Держал про запас. Не новый же покупать, если вдруг понадобится.
— Врешь! — заявила Яна убежденно.
— Конечно, вру… — Север вздохнул. — Ствол — это память о ней… Пусть подарила мне его не она, но ствол — это хоть косвенная память…
— О той девушке, нимфоманке? — спросила Яна сочувствующе.
— Да… У меня же ничего от нее не осталось, она забрала все свои личные вещи, когда уходила!.. А наряды, которые я ей покупал, она даже не надевала… и прочими моими подарками практически не пользовалась… Ствол — единственное, что напоминало мне о ней, поскольку он был с нами, пока мы были вместе… — Север смешался и замолчал.
— Ты по-прежнему ее любишь? — голос Яны звучал несмело.