А если это так, то мне необходимо что-то предпринять. В конце концов, сумма наградных за поимку составляла около двадцати тысяч долларов, половина от федеральных властей, а половина от полудюжины штатов в "криминальном коридоре" Среднего Запада, в котором Диллинджер в течение теперь уже более года собирал урожай с банков.
Вот только идти к копам я не мог. Я был персоной нон грата для многих парней в синем26. И главой специального подразделения числом в сорок полицейских, созданного для захвата Диллинджера, был не кто иной, как капитан Джон Стеги (рифмуется с "легги"27), который скорее пристрелил бы меня, чем уделил пять минут своего времени.
Стеги - честный коп, что для Чикаго редкость. Он был одним из полудюжины полицейских, пользующихся репутацией "парня, который достал Капоне" (мой друг Элиот Несс был другим), и, можно сказать, Стеги, как и остальные ребята (включая Элиота), заслуживал такой оценки.
Стеги сражался с бандой Капоне все двадцатые годы. Это в результате его рейда по притонам, принадлежавшим Капоне, были взяты бухгалтерские книги, которые позволили федам выявить факты уклонения от налогов и в результате отправить Большого Парня28 в тюрьму в Атланте.
Но Стеги также получил свою долю и плохой прессы. Он потерял пост шефа Сыскного бюро после дела Джейка Лингла. Газетчики постарались запачкать его, потому что он был закадычным другом полицейского комиссара, дружившего в свою очередь с репортером Линглом, а Лингл, оказывается, был дружен с Капоне и компанией. Все это вылезло наружу после того, как Лингл был убит в туннеле метро под Мичиган-авеню.
Я определенным образом тоже был вовлечен в это дело. Я должен был быть дорожным полицейским на Мичиган-авеню, преследовавшим, но не сумевшим поймать убегающего убийцу. Я должен был стать ключевым свидетелем на суде. Я должен был лгать, разумеется, чтобы помочь свалить все на козла отпущения, которого команда районного прокурора подбросит для удовлетворения публики и прессы. И в качестве награды за мое хорошее поведение я стал полицейским в штатском.
Это было как раз тогда, когда мой отец, старый идеалист-профсоюзник, ненавидевший конов и меня за то, что я стал одним из них, вышиб себе мозги из моего револьвера. Но это другая история.
Стеги, как и мой отец, все понял, когда молодой Нат Геллер обменял униформу и свою честность на работу в штатском. Он, как и многие другие в полиции, повесил мне ярлык "мальчишки-подхалима", желающего сделать карьеру любой ценой. Это вынудило меня удержаться от предложения двух настоящих холуев покойного мэра Чикаго по имени Лэнг и Миллер, его главных шестерок и телохранителей, участвовать в попытке покушения на жизнь Фрэнка Нитти. Но после того, как я уже оставил полицию и подался в частные детективы, я должен был давать показания о нападении на Нитти, и - после того, как мэра Сермэка пристрелил в Майами сицилийский убийца по имени Зангара, я почувствовал, что не должен лгать. Может, я этим пытался как-то воздать должное моему старику и его идеализму. А может, пытался оправдаться перед самим собой. Но на свидетельском месте я говорил правду (что было здесь в новинку) и выставил тем и Лэнга, и Миллера, и покойного мэра в плохом свете.