— Десятник, наверху, на башне, — негромко сказал Леха.
От глаз у мальца острый, я бы сразу не засек. Только это не башня была, Леха не шибко культурный, мало слов знает. Это опора, ага. Здоровенная такая фигня, вроде человека с растопыренными руками, она прежде провода ликтрические держала. Есть и другие опоры, но те попадали давно, а эта пока держится.
Я поглядел в бинокль. Двое шустро скользили вниз, перелезали с одной железной сваи на другую. Слишком шустро для людей.
— Степан, на, погляди, чо это.
Дядька Степан покрутил колесико, поглядел.
— Тьфу ты, пакость какая. Славка, никак это осмы.
— Осмы? Что за осмы? — Наши схватились за аркебузы. Хотя для стрельбы далековато.
Я забрал взад бинокль, антиресно же. Ну чо, те двое все спускались, мягко так прыгали по фермам, ниже и ниже. Куда спешили — непонятно, может, нас приметили. Наконец, я различил, что оба верхолаза — вроде как люди, но шибко руки у них длинные.
— Что такое? Десятник, кто там?
— Не галдеть. Идем, не дергаемся. Бык — сдвинься к левой обочине, Кудря — в центр. Всем поднять щиты.
Я пробежался до головной телеги. Туры шли ровно, не брыкались. Стало быть, никто пока на нас не кинется, быки не хуже собак врага чуют.
— Да, давненько я с чудилами этими не встречался, — хмуро сказал Степан. — Славка, не тревожься. На караван не нападут, не та у них порода.
— А на одного — нападут?
— Да кто их знает? Их никто толком не знает. Одного встретишь — так мирный, забитый, тише травы. Да и не так просто встретить. Н-да, вот не гадал, что они на Пепле объявятся.
— А что они жрут?
— А кто их знает.
— Они хоть говорят? — Я стал вспоминать, что нам рассказывал дядька Прохор и мой отец. Хорошего про осмов ничего не припомнил.
— С нами не говорили. Славка, да я их всего два раза и видел, давно, ты еще малым был. Гадкие они, трогать не хочется. Вроде осьминога, только по стенам лазает. По стенам так лазает, хрен догонишь. С кио тут лялякал… толкуют, мол, у осмов где-то на севере свой большой бункер есть, но, кто их разберет, где правда, где нет?
Чо-то мне эти сказки нравились все меньше. На Пепле вообще всегда дергаюсь сильно. Дык, а кто тут не дергается? Уж такое место поганое.
— Ну чем живут-то? Чо бы им на Пасеку не пойти? Там вон хоть зверя какого завалить можно.
Я влез на самый верх бочки, вертел головой, глядел в бинокль — ничего живого над Пеплом. Только далеко, отсюда не видать, за холмами, воздух дрожал. Там мусорный комбинат, ага. То, что от него осталось.
— Тут как-то на базаре с пасечниками лялякал, выпивали немножко, — продолжал Степан. — Ну, пасечники, ты ж их знаешь, слова не вытянешь. А тут разболтались немножко. Они ж на Пепел ходят, свои дела делают. Вот и намекнули, мол, на подстанции осма видели. Я тогда не поверил. Зря не поверил.