Нервишки сдали, малыш, потрясенный, расплакался, он понял неординарность произошедшего, осознал, что причинил какое-то неудобство родителям. Его стали успокаивать, не выясняя причину слез. Почти рыдающий, он оказался в объятьях мамы, мальчишеская душа перенесла очень сильное душевное напряжение. Наш юный воришка многого тогда не уразумел, но, скорее всего, оценил степень поступка своих родителей и понял, что никогда в жизни не должен причинять им никаких неприятностей. А их метод вернулся к нему, когда его семилетний сын таким же образом увел из его стола десятидолларовую бумажку. Правда, в отличие от нашего героя он ее тут же, в магазине соседнего подъезда, спустил со сверстниками на жвачку, чупа-чупсы и кока-колу. Современные соблазны и запросы никоим образом не сравнимы с тогдашними – послевоенными. Может быть, ему надо было самоутвердиться в глазах дворовой братии, хотя он и не числился среди них в числе последних. Само это событие на улице уже произвело определенный эффект среди участников дармовой трапезы, и разубеждать его значимость и влияние было бы напрасной тратой слов. Отец, как бы невзначай заметив, что подлизыванием и дешевыми угощениями нельзя поднять свой авторитет, в тот же день на глазах сына умышленно закрыл на замок ящики своего рабочего стола, тем самым показав, что ему все известно, а решение вопросов или проблем сына таким неверным способом закрыто. Такие или похожие поступки маленьких человечков могут быть вызваны стремлением к своей свободе от родительской опеки, отстаиванием своих прав и стремлением самоутвердиться. Ребенок, подчас не задумываясь, берет или использует чужое просто-напросто потому, что взять (или уступить соблазну) легче, чем не взять.
Наш отрок проживал свое детство преимущественно в небольших поселках или военных гарнизонах. Все удобства располагались, как правило, на улице или, в лучшем случае, в одном из концов длинного барачного коридора. Бани работали только в субботу и воскресенье, поэтому детей мыли дома в цинковых корытах. Мужичок взрослел, и в один прекрасный день воспротивился такому очищению его бренного тела. Этот маленький бунт сопровождался бурными возгласами в адрес ничего не понимающей матери, переворачиванием корыта с водой. А логическим его продолжением была летящая к бунтующей заднице петля широкого кожаного офицерского ремня, которая в мгновение ока была перехвачена руками бузотера мертвой хваткой. Отец, наблюдавший за этими баталиями, коротко бросил: «Оставь!» и поманил жену к себе. Он понял причину сыновнего бунта – стеснение и нежелание показывать матери (