– Ну, даете, дядь Рома! – Сашка, не в силах словами выразить свое восхищение, восторженно покачал головой и изобразил руками какую-то замысловатую пространственную фигуру.
– Угу, а тебя учи не учи – один черт или волчья яма, или канава дренажная выходит, но точно не окоп.
– Да ладно вам, дядь Ром, я ж стараюсь. Сейчас уже лучше получается вроде бы…
Марченко набрал воздуха в грудь, собираясь с подробностями высказать все, что он думает по поводу землеройных талантов младшего товарища, но в их содержательный диалог вмешались непредвиденные события – один из наблюдателей выкрикнул ставшее уже ненавистным слово «воздух!». Голос часового еще звучал в ушах Романа, а Сашка уже исчез. Как ему это удалось, Марченко так и не смог понять. Вот только что стоял рядом Саня Авраменко, и вдруг его не стало – словно ветром сдуло! Марченко выдохнул, заготовленный для обличительной речи воздух и ловко соскользнул в свежеотрытый окоп, по пути нахлобучив на голову каску. Лишь после этого он, примостившись на ступеньке (пригодилась!), задрал голову вверх и предался созерцанию и размышлениям. Посмотреть было на что…
Появившиеся немецкие самолеты выглядели непривычно. Одномоторные, как истребители, но медленные и летят плотным строем, а не разомкнутой неровной шеренгой. Может, бомбардировщики? Дальнейшие действия противника развеяли все сомнения. Самолеты с неуклюже торчащими неубранными стойками шасси и необычными «ломаными» крыльями растянулись в цепочку и, резко заваливаясь через крыло, стали стремительно пикировать, с каждой секундой приближаясь к земле и вжавшимся в нее бойцам. Как ни странно, в атаке «штуки» (а это были именно они) разом утратили свою неуклюжесть.
Пикировщики падали вниз почти отвесно, стремительно увеличиваясь в размерах и обретая четкость. Вытянутые вперед шасси и изогнутые крылья навевали нехорошие ассоциации с хищными птицами, охотящимися на мелкую полевую живность, а какая-то неуловимая угловатость и агрессивность машин будили неосознанный страх. В облике этих самолетов было что-то злое, неправильное, чужое… Но это было ничто по сравнению со звуком, который они издавали! Какой-то свистящий, непередаваемо жуткий вой, который, нарастая с каждой секундой по мере приближения самолетов к земле, буквально выдирал из человека душу. Этот звук словно гипнотизировал, подавляя волю, размягчая кости и гася искры разума мутной волной безотчетного страха. Как будто сама смерть неотвратимо неслась навстречу, пикируя с безмятежно-синей глубины небес.
Роман и сам не заметил, как сполз с такой удобной ступеньки на дно окопа, выронив винтовку и мечтая только об одном – как можно глубже вжаться в сырую, еще не успевшую подсохнуть землю, спрятаться, раствориться в ней, сделать что угодно, чтоб только отгородиться от ревущего ужаса. На фоне этой душераздирающей нервотрепки первый бомбовый разрыв прозвучал как благая весть – психическая пытка кончилась, теперь будет обычная война, простая и понятная.