— Мамочка…
— Я не ставлю тебе в вину, доченька. Ты моя дочь, и я поступила бы так же.
— Мамочка, — шептала я от растерянности и счастья. — Мама… Ты у меня такая замечательная. Такая хорошая.
— Ну, ну, — улыбнулась мама. — Мамы все замечательные, когда вы вдали от них. — И перевела разговор: — От Сережки письма получаешь?
Я даже ответить не смогла, только головой качнула. От Сережки я так давно не получала писем. И не могла бы получать — он не знает, где я. Только домой может написать, но раз мама спрашивает, значит, дома нет.
— Заходила к его матери перед отъездом…
Я с надеждой смотрю на маму. Не дышу.
— …тоже не пишет.
Я молчу. Сережка — это, как заноза в сердце. Иногда нестерпимо болит, иногда ноет, но всегда со мной. А вот сейчас поворошили ее — и сил нет. Где он, Сережка?
Их было двое мальчишек, сверстников Наты. Высокий и худой Сережка, приземистый крепыш Мишка. Они дружили чуть не с детства, дружили крепко, по-мужски, и были полной противоположностью друг другу — цыгановатый Сережка и белокурый, курносый Мишка. Разница не только во внешности, они и характерами до удивления не походили один на другого. Сережка — немного замкнутый, стеснительный, в глазах умная смешинка. Мишка — шумливый, все чувства у него наружу, добродушная улыбка никогда не сходила с его лица.
Я и Ната познакомились с ними на Быковском пруду. Это было немногим больше года до войны, мы тогда всей семьей жили на даче в Удельной. Очень скоро мы все четверо подружились, и мальчишки стали бывать у нас чуть не ежедневно. Сережке явно нравилась Ната. Наша Ната нравилась всем мальчишкам и даже взрослым ребятам. Я на нее могла часами смотреть, такая она красивая — сероглазая, чернокосая, тонколицая. А Мишка вдруг признался, что хочет со мной дружить.
Так у нас смешно получилось. Сережке нравится Ната, Нате не нравится Сережка. Ната не любит мальчишек, своих ровесников, они для нее — пацаны.
Я нравлюсь Мишке, но мне Мишка не нравится. Я сама такая же озорная и шумная, мне нравится серьезный Сережка.
Я так и сказала Мишке:
— Ты мне не нравишься — я не хочу с тобой дружить. Я хочу дружить с Сережкой.
У Мишки стало совсем несчастное лицо. Он что-то сказал насчет душевной травмы на всю жизнь. А я ответила: «Подумаешь, Гамлет!..»
На другой день после этого разговора Сережка вызвал меня в сад. Была весна, пора цветения сирени, и наш сад был в белой и сиреневой пене. Я так обрадовалась, что сломала ветку самой красивой сирени — белой, персидской — и подала Сережке. Вот тут Сережка мне все и объяснил: сказал, что я девочка, совсем и не понимаю, что делаю. Он не может со мной дружить: я ему не нравлюсь, а обманывать он не может. И еще всякие серьезные вещи говорил, даже про то, что мне надо получше учиться.