— С кем я говорю?
Майор свел реденькие светлые брови.
— В вашем положении не задают вопросы, а отвечают. Ваша фамилия?
— Простите, товарищ майор, я не могу отвечать, пока не узнаю, с кем говорю.
Добродушный майор, наверное, очень устал, он крикнул:
— Кто вам, наконец, нужен?!
К счастью, в землянку вошел незнакомый подполковник. Он усмехнулся, глядя на взъяренного майора, ласково сказал:
— С задания? — и не дождавшись ответа, посочувствовал: — Трудненько добирались. Вид у вас…
Мне стало жалко себя, даже захотелось всплакнуть. Вот почему я сухо сказала:
— Прошу доставить меня в отдел контрразведки дивизии.
— Так и сделаем, — мягко согласился подполковник. — Только утром. Сейчас умоетесь, поедите, выспитесь. Утром доставим…
Утром я прошла под конвоем двух автоматчиков через село, в котором не сразу узнала Саланешты, занятые нашими. Неудивительно, что я не узнала их: хромающую, в грязном пальто и грязном платье — как ни чистилась, отчиститься не удалось, — вели меня мимо нашил подразделений. Солдаты улюлюкали вслед, выкрикивали обидные слова. Но больше всего я расстроилась, когда проходила мимо разведчиков — в желто-зеленых пятнистых маскировочных накидках. Они ничего не кричали — для них предатель — не диковина: всего насмотрелись в рейдах по вражеским тылам. Они только смотрели вслед. Они так смотрели, что хотелось закричать: «Я тоже разведчица!»
Штаб дивизии расположился в доме, который занимала румынская жандармерия и который до войны был просто школой.
Командир дивизии был занят, солдатам-автоматчикам приказали подождать. Из-за двери комдива доносились голоса — мужской, женский. Громкий смех. Во мне разгоралась обида — некогда комдиву, барышню какую-то развлекает. И я представила себе эту барышню — расфуфыренную, раскрашенную.
Неожиданно дверь распахнулась, вышла молодая женщина. Рослая, красиво причесанная, подтянутая. На погонах старшинские нашивки. Но больше всего меня поразили ее руки — крупные, белые. На ногтях маникюр, отливающий перламутром. С самой войны не видела маникюра.
— Войдите! — приветливо сказала она и придержала рукой дверь, пропуская меня вперед.
Я шла, хромая — проклятый каблук! Оторвать второй почему-то не приходило в голову. Я шла и все смотрела, как завороженная, на блестящий маникюр красивой старшины. Немыслимая вещь!
С комдивом разговор был короток. Он выслушал то немногое, что я могла сказать, и приказал старшине проводить меня к начальнику контрразведки.
— Дай ей во что-нибудь переодеться! — крикнул комдив вслед.
Автоматчиков, доставивших меня в штаб дивизии, не было за дверью, и я облегченно вздохнула. Клава — так звали старшину — провела меня в свою каморку, дала военную юбку, гражданский свитер, легкие сапожки — не то военные, не то гражданские. Помогла дочистить пальто.