— Я верну вам, — с благодарностью сказала я Клаве. — У меня все есть. Как только доберусь до своих — верну.
Клава беззаботно махнула рукой. Она мне все больше теперь нравилась. И я даже отважилась спросить:
— Неужели вы здесь, на фронте, сделали маникюр?
Клава рассмеялась, протянула мне руки.
— А, правда, красиво? Сама не насмотрюсь. — Добавила: — В Москве. Только из командировки.
Я забыла про маникюр. Так и подалась к ней.
— В Москве?! — Она мне казалась просто волшебницей. — Вы были в Москве?! Какая она — Москва? То есть, теперь какая стала?
— Как была, — ответила Клава. — Такая, как была. Людная, светлая. Почти все вернулись из эвакуации… А вы что, москвичка?
— Да, — сказала я, расцветая от счастья. — Понимаете, я — москвичка.
Клава понимающе кивнула. Она крепко пожала руку мне перед дверью начальника контрразведки. Уходя, помахала рукой.
У начальника контрразведки я тоже недолго задержалась. Выслушав меня, он сказал: во-первых, я напрасно ушла из села, село занято за время моих злоключений нашими; во-вторых, пошлет со мной лейтенанта Васильева и двух солдат на поиски «Северка».
— Прихватите румынские штыки. Они острые и длинные — можно глубоко прощупать землю. Машину дам до села. Устраивает?
— Устраивает!
Румынские штыки действительно легко входили в землю на глубину до тридцати сантиметров. Достаточно, чтобы обнаружить наспех зарытую корзину. Работали вчетвером — до седьмого пота. Шаг за шагом прощупывали землю в том винограднике, по которому, как говорила прабабушка, ходил Василий, и в трех, которые прилегали по соседству.
Уже садилось солнце. Сине-розовые сумерки надвигались на село, а поиски не дали результатов. Присели покурить, отдохнуть, решить, что делать дальше. Поспорили — лейтенант и двое молодых солдат. Кто за то, чтобы сегодня еще искать, кто предлагал завтра продолжить поиски, со свежими силами.
Щуплый, белобрысенький солдатик достал из кармана черный шелковый кисет с красной вышивкой «Коля».
— Ничего уже сегодня не найдем, все искололи!
Он решительно воткнул лезвие в землю, и — штык не ушел в почву. Звякнул от напряжения, прогнулся дугой.
Мы все вскочили и, ни слова не говоря, принялись копать. Уже через минуту показалась плетеная ручка. Солдаты уцепились за нее и вытянули корзину. Я лихорадочно выкидывала из нее тряпки.
— Есть!
В руках у меня блестел полированной коробкой милый «Северок». Целый и невредимый.
— Такая я удачливая, ребята! — сказала я, прижимая «Северок» к груди. — Мне всегда здорово везет!
Двое солдат и лейтенант, одинаково молодые, смущенно улыбались.