— Федор! — влетела я вихрем в дом. — Федор! Наши пролетели! — Тяжелый грохот выгнал на крыльцо — бомбардировщики один за другим ныряли в пике, сбрасывали бомбы и выходили из пике, прежде чем раздавался взрыв. «Ястребки» ходили круг за кругом, расстреливая аэродром.
— Это мы, Федор! — выплясывала я дикий танец. — Это мы с тобой Федор! Мы! Мы!
Федор — мой угрюмый гриб-моховик — хохотал.
На столе — завернутый в полотенце ужин. Теперь, когда я работаю, Федор готовит сам. Старается все по дому сделать до моего прихода. Я понимаю — жалеет.
Но мне все-таки неловко — мужчина выполняет женскую работу.
Ночью я держала связь с Центром:
«Оргеев прибыла пехотная дивизия. Опознавательный знак — голова оленя. Штаб — улица Кагаза. «Учитель».
На следующую ночь:
«Аэродром разбит — ни одного уцелевшего самолета. Строения разбиты. Бомбы легли в цель».
И еще на следующую:
«Двадцать четвертого мая из Унген сторону Бельцы прошло два эшелона. Первый — тридцать вагонов боеприпасов, двадцать две цистерны горючим, двадцать четыре платформы танками, двенадцать вагонов вооружения. Второй — тридцать три платформы танками, пятнадцать платформ автомашинами, три вагона солдатами».
Мы работали с Федором не за страх, а за совесть. Изо дня в день шли в Центр данные о противнике. Все это очень хорошо. Но к самому важному мы еще не подступались: где и как искать секретную немецкую часть — не ясно, не за что зацепиться даже. Я отчаиваюсь, Федор не теряет присутствия духа. Только предупреждает — действовать очень осторожно, за такое любопытство не поздоровится. Можем влипнуть, еще ничего не узнав.
Я стараюсь сблизиться с работницами на молокозаводе — может проговорятся. Но сближение не очень налаживается. Во-первых, меня чураются за интеллигентность, хотя с сочувствием относятся, жалеют — маленькая, слабенькая, не по силам такая работа. А во-вторых, женщин настораживают мои катания по селу с комендантом, и опять жалеют — слаба характером, а до добра эти катания не доведут.
Я действительно катаюсь с комендантом. «Герр комендант» сдержал слово. Однажды, когда мы с Федором сидели за ужином, дверь отворилась, и вошел комендант, без стука. Вот скотина! Он нас с Федором и за людей не считает.
Наверное, у меня были очень злые глаза. Комендант как-то запнулся на пороге. Встал, растерянно озираясь.
Выручил, как всегда, Федор:
— Проходите, господин Адлер, — сказал он спокойно. — Садитесь.
Я опомнилась. Состроила обворожительную, на мой взгляд, улыбку.
— Герр комендант отужинает с нами?
— Нет, — резко сказал Адлер и присел на краешек стула, предварительно проведя по сидению пальцем.