Димка взглянул на шлем и испытал желание с силой запустить его в стену и посмотреть, сплющится ли он и как сильно.
— Но, — по-прежнему невозмутимо продолжил господин Шарль, — есть выход.
* * *
Как можно спрятать огромного человека в рыцарских доспехах так, чтобы ни у кого не возникало вопросов, кто это такой и что он здесь делает?
Очень просто. Среди десятка таких же.
В цирковом караване в качестве аттракциона ехали шесть металлических големов, созданных Кэтти. Вернее, пять големов и один притворяющийся големом яггай.
Теперь ни у кого не возникло бы вопроса «Кто это?» Так это же голем из цирка! Там их еще штук пять, чего только не вытворяют! А почему отдельно ходит? Так они же умные. Это вроде самый умный… хотя нет, там и поумнее есть. Парочка.
Кэтти кружила вокруг каравана верхом на своем големе-коне. Или конеголеме. Для Димки, с его способностью к речи, проблема названия механической животины носило чисто философский характер.
Отряд направлялся в столицу.
Легко сказать «Нам нужно в столицу». На дворе — восемнадцатый век (Димка сделал заметку в памяти: узнать, какой, черт побери, на самом деле год по местному календарю), скорости быстрее скачущей лошади просто не существует. Нет, не существует — руны паровика выгорели, а восстанавливать их у мастера Армана не было времени.
Вот и приходится каравану «циркачей» ползти, ползти со скоростью чуть быстрее пешехода. Димку уже посещали малодушные мысли о том, что такими темпами они приползут в столицу как раз тогда, когда все закончится. Применительно к Великой Французской революции — тогда, когда Наполеон уже не только станет консулом, но и наденет корону императора.
Прошла уже неделя, а они еще только-только добрались до границы между зоной влияния батьки Жана и зоной, контролируемой революционной Изумрудной армией. Ну как, до границы…
Если вспомнить времена Гражданской в России, то, перефразируя Беню Крика, никто не мог сказать, где кончаются красные и начинаются белые. Просто маршал-хрюн предупредил, что до во-он тех холмов — его владения, а дальше он не суется. Но и оттуда никого не пропустит. В смысле никого из того, кто хочет установить на его земле какие-то порядки любого цвета кроме белого.
На границе не было ни полосатых столбов, ни пограничников в зеленых фуражках, ни таможенников…
Впрочем, нет. Тут была таможня.
«Старая таможня» — так назывался трактир посреди пустынных холмов. Где-то в отдалении виднелись деревушки, но дорога проходила именно рядом с этим солидным зданием из беленого кирпича. Над солидной толстой дверью и висела вывеска с названием.