Он медленно перехватил автомат за ремень, чуть наклонившись, опустил оружие на битый кирпич. Замер напряженной спиной. Все еще ожидая выстрела.
– Ручки-то подними, – насмешливо проговорил неизвестный. – Давай-давай!
«Что делать?! Что делать?!» – панически думал Павел.
Руки сами собой потянулись вверх.
– Вот так! – издевательски продолжал неизвестный. – Повернись медленно.
Гусев повернулся. Быстро, переводя взгляд, осмотрелся, пытаясь понять, где засел опóзер, чертыхаясь мысленно – как он мог пропустить врага?!
– Ну, здравствуй, птица перелетная.
«Знакомый?!» – поразился Лютый.
Он стрельнул глазами на голос, идущий из черного зева подъезда разрушенного дома. Его и неведомого противника разделяли какие-то десять метров, не больше. Прежде чем пройти этот подъезд, Павел заглянул в него быстро, убедившись, что никого нет, и вот на тебе!
– Кто ты? – спросил он неожиданно охрипшим голосом. С трудом сглотнул.
– Ай-яй-яй! Нехорошо бывших сослуживцев забывать! – все также насмешливо произнес неизвестный.
В темноте входа показался силуэт в мешковатом комбезе песочного цвета. Штатный армейский бронежилет и каска делали силуэт еще более безликим. Лишь белая повязка на левом рукаве куртки свидетельствовала: этот безликий – враг.
опóзер вышел на свет, встав так, чтобы при необходимости вновь укрыться в подъезде.
Гусев не сразу узнал Мирона Давыдова – командира первого взвода мотострелковой роты, в которой они служили вместе еще до войны. Причиной «неузнаваемости» стала низко надвинутая на глаза каска, дающая на лицо бывшего сослуживца тень от поднявшегося над разрушенным городом солнца. Сегодня впервые за долгое время день обещал быть ясным.
Мирон – тот самый дамский угодник и их любимчик, здорово изменился за время с их последней встречи. Лицо стало грубее, а серые глаза жестче. Не было уже в них той юношеской наивности, что светилась в глазах молодого офицера, с которой он безуспешно боролся, стараясь выглядеть старше и серьезнее, дабы произвести желаемое впечатление на женщин. Война сделала свое дело, Давыдов стал таким, каким всегда хотел казаться.
Автомат бывшего сослуживца бездонным вороненым провалом смотрел на Павла.
Гусев против воли перевел на него взгляд и загипнотизированно уставился в этот провал, не в силах отвести глаз, каждой клеточкой сжавшегося в страхе тела ожидая, что вот сейчас бездонный зрачок расцветет короткой вспышкой – и все…
– Вижу, не ожидал, – скривился в улыбке Давыдов. – Ну, тем приятнее встреча. Не так ли?
– Как же ты у опóзеров оказался? – все также хрипло спросил Лютый.