– Обычное дело, – спокойно ответил бывший сослуживец. – Не я один, как ты сам понимаешь. Вся страна теперь за ту или иную сторону… А ты, я смотрю, спешил куда-то? Давай, побеседуем немного, все ж таки не виделись с тех пор, как конвой тебя из общаги нашей увел. Сколько тебе за драку впаяли? Я думал, ты где-нибудь на зоне чалишься, а ты – вот он. Уж не в штрафниках ли ты, часом? что-то выглядишь больно потрепанным.
– В них, – подтвердил Гусев. – Лишение свободы заменили на штрафной батальон. Давай, потолкуем, коли предлагаешь. Я как раз таки не спешил, могу и задержаться.
Он совсем не собирался рассказывать Давыдову о своей судьбе, но необходимо тянуть время. Авось что-то да изменится.
– Как тебе у опóзеров служится? – спросил Павел.
Давыдов опять скривился в улыбке:
– Ты спрашиваешь об этом так, будто я совершил предательство, оказавшись на их стороне.
– А разве нет? – Лютый остро взглянул на собеседника.
– Нет, Гусев, – спокойно и серьезно ответил Давыдов. – Если следовать твоей логике, то полстраны должны быть предателями. Так не бывает.
– Но ты Присягу принимал.
– Я не изменяю Присяге. Я все также служу Родине и народу и хочу, чтобы простые люди жили лучше, чтобы у них появилось будущее, которого их лишила кучка олигархов, хапнувших себе все, что раньше принадлежало государству. Не будем далеко за примером ходить. Скажи, был ли у тебя шанс получить квартиру от родного Минобороны? Я знаю, что ты скажешь, – сертификаты и все такое. А где жить, пока не заслужишь этот сертификат? В засраной гнилой общаге ютиться с женой и детьми? Так это, почитай, всю жизнь. И что, всю жизнь чувствовать себя униженным оттого, что не можешь обеспечить им и себе нормальную жизнь? Ты сам со своей Оксаной не мог отношения наладить, и не в последнюю очередь Из-за отсутствия своего жилья. Разве нет?
Не желая ворошить застарелую рану, Гусев не стал отвечать, а спросил:
– Оппозиция твоя что-то изменит, если победит?
Бывший сослуживец опять криво ухмыльнулся:
– А я вижу, ты сомневаешься в правоте федералов! Это ли не показатель? Разве я сейчас ошибаюсь?
Лютый, уверенный, что Давыдов его не отпустит, – ведь враги же! – мучительно соображал, как выбраться из этой ситуации.
А Давыдов, согнав с лица ухмылку, серьезно сказал:
– Изменит ли что-то Объединенная Оппозиция? Ответить честно? Хорошо, отвечу: я не знаю. Но ведь надо что-то делать, Гусев. Надо! Ведь угробили, разворовали страну, унизили народ, довели практически до нищеты и продолжали воровать, почти не таясь. Не так? Так. И ты это знаешь не хуже меня. Что молчишь?