Очнулся Циркач уже в камере от той же боли. Кроме нее, не было ничего. Он громко стонал, не в силах пошевелиться, и время от времени мочился под себя кровью.
Медленно тянулись сутки за сутками. Сидельцы из тех, кого не тронули, потому что они попали в изолятор до бунта, по мере сил и возможностей помогали Циркачу выжить. Камеру сковал холод. С одной стороны, это частично снимало боль, с другой – забирало жалкие остатки здоровья.
Когда Циркач уже мог осмысленно смотреть на полутемную камеру с небольшим окошечком, закрытым «намордником», Из-за чего дневной свет в помещение практически не попадал, когда начал узнавать сокамерников и самостоятельно передвигаться к параше, за ним пришли.
Впрочем, пришли за всеми. Их вывели в коридор, поставили нараскоряку лицом к стене, заставили упереться тыльной стороной ладоней в шершавую холодную стену так, чтобы ладони «смотрели» на конвойных. Затем тщательно обшмонали и повели во внутренний дворик ШИЗО, сопровождая грубыми окриками и болезненными пинками.
Календарную весну еще никто не ощущал, все по-прежнему сковывал мороз и покрывал снег.
Занималось раннее морозное утро.
От холодного свежего воздуха у Циркача закружилась голова. Он почти два месяца не выходил на улицу. Но никакой радости от перемены обстановки вор не испытывал: ужасно болели внутренности, хотелось только одного: чтобы муки, наконец, прекратились.
Во дворике стояло отделение автоматчиков под командой незнакомого офицера. Откуда-то из темноты возник «кум» – подполковник Степанцов. И тут же вспыхнул прожектор, осветив дальнюю стену.
Зеки увидели, что у нее вповалку лежат тела. Циркач опознал нескольких воров – «ближних» Фонтана. Самого смотрящего увидеть не удалось. То ли не было его, то ли погребло под телами.
Среди уголовников пронесся вздох испуга.
«Кум» встал перед неровным строем понурых зеков.
– Граждане осужденные, – заговорил он по-простому, без обычного надрыва, – вы все знаете, что в стране идет гражданская война. Вам предоставляется шанс искупить свою вину кровью. Тем, кто согласится на отправку в штрафные роты, срок скостят до шести месяцев. Это максимальный срок нахождения в штрафниках. Затем с осужденного снимаются все судимости, и он направляется в действующую войсковую часть для прохождения дальнейшей службы. Отказавшиеся будут расстреляны немедленно. На размышление – минута.
Степанцов демонстративно посмотрел на наручные часы.
кто-то из уголовников выкрикнул:
– Беспредел, начальник!
При других обстоятельствах подполковник обязательно добавил бы наглецу срок нахождения в изоляторе, но сейчас он промолчал, не считая нужным объяснять, что скоро здесь начнутся бои. Этапировать заключенных некуда, да и некому. Потому, с одобрения «свыше», проблему решили снять кардинальным образом.