– Оне ищё и безрукай! – пробормотала Глафира, махнула рукой и утиной развалочкой повернулась к выходу.
Сорокин двинул назад занавеску и поднял с пола большой кусок, судя по цвету и запаху, дегтярного мыла, бритву и раскисший пакетик с тальком. «Ничего, управлюсь и без Глафиры», – подумал он и после этого с наслаждением подставил под горячие струи сначала лицо, а потом плечи.
Из душа Сорокин вышел насухо обтёртый и одетый в исподнее.
– Я, как мог, сделал, Сергей Платонович! – крикнул он. – Осталось только голову!
– Ну, с головой Глафира справится, – ответил Серебрянников и вошёл в перевязочную. – Садитесь на кушетку… Глафира! Несите машинку!
В перевязочную снова вошла Глафира и за несколько минут обкорнала голову Сорокина ручной машинкой для стрижки.
– Ну вот! – сказал Серебрянников и протянул Сорокину тёмный флакон. – Так и быть, поскольку нам на Пекинскую – разорение с вами, – вот приличная мазь, вместо керосина. У меня, знаете ли, супруга беременная и не переносит резких запахов! Вы… мы сейчас с Глафирой выйдем, раз вы такой стеснительный… а вы намажьте этой мазью сами знаете где, а потом мы устроим на вас примерку. Идём, – сказал он Глафире и слегка ткнул её в бок. Глафира, не оборачиваясь, отмахнулась от Серебрянникова, тот оглянулся на удивлённо глядящего на это Сорокина и хитрюще ему подмигнул.
Пересекали Большой проспект, когда уже начинало смеркаться. Неожиданно хлынул ливень, и они встали под маркизом. За несколько секунд под маркизом ювелирной витрины огромного двухэтажного Чурина собралось человек пять. Прохожие запрыгивали из-под струй и теснили Сорокина и Серебрянникова к большому витринному стеклу. Сорокин глянул снизу вверх на длинного Серебрянникова и позавидовал ему. Тот поверх голов любовался золотыми сверкающими струями дождя, попавшими в косой луч солнца. Михаил Капитонович вспомнил свою прабабушку, жившую очень долго и всегда выгонявшую его и младшего брата на зелёную траву их двора между домом и конюшней, когда шёл вот такой слепой, или грибной, дождь.
Элеонора Боули несколько минут назад вышла из редакции. Она должна была встретиться с женой английского консула в Харбине, у неё оставалось немного времени, и она зашла в Чуринский магазин выбрать подарок для матери. Несколько дней назад Элеонора проходила мимо витрины ювелирного отдела и увидела среди выставленных изделий золотую брошь. Та подходила к уже купленному бархатному платью, и сегодня она решила эту брошь купить.
Она искала брошь, на витрине их на синем бархате было много, в этот момент пошёл дождь и на улице под маркизом стали собираться люди, они загородили собою свет. «Good damn!» – с чувством выразилась Элеонора. На улице сверкали косые струи дождя, но их загораживали низкий маркиз и фигуры, среди которых была одна очень высокая. Элеонора шагнула в сторону, чтобы фигура не мешала, – такими красивыми были золотые струи в лучах заходящего солнца. Вдруг обладатель фигуры обернулся и вперился в неё взглядом. Это был молодой человек в пенсне и с очень вьющейся пышной копной волос. Его взгляд был выразительный, и ухмылка была выразительной. Элеонора не отвела глаз, пальцем натянула вуалетку и подумала: «Нахал!» Она отвернулась, всё равно брошь она не нашла и решила посмотреть что-то на прилавках.