Картина получалась такая дикая, невозможная, что я покраснел от волнения… Подумать только: важный, суровый отец предлагает утку Маше. А кухарка смеётся в фартук, по обыкновению…
– Вот видишь, как это невозможно, – произнёс Коля, прочитав на моём лице то, что я думал. – Мы богатые… И потому, кажется мне, так нельзя. Мама не должна мучить Машу, – а другое нам нельзя. У Сергея иначе и им можно. Они богатые, но другие…
– Но всё-таки, Коля, я Машу жалею, – неуверенно возразил я, – а всё же правда, что и хочется, и не хочется посадить её рядом с нами. Я ничего не понимаю.
Совершенно спутанный новыми вопросами, я беспомощно посмотрел на него.
– Что это с нами делается? – прошептал он. – С тех пор, как мы познакомились со Странным Мальчиком, а теперь с Сергеем, вся наша жизнь перевернулась. Можно с ума сойти, – с отчаянием вырвалось у него. – Папу разве спросить?
– Папа сам ничего не знает, – хотел я сказать, но устыдился и сделал виновными не себя, не папу, который ничего не знает, а Странного Мальчика, Сергея, его мать…
– Не нужно была слушать никого, – вдруг возненавидев их, вскричал я. – Всё было хорошо, пока их не было, а теперь нужно думать, но подумать ни о чём нельзя. Милый Коля, прогоним их, умоляю тебя. Вот так. Скажем – не было Странного Мальчика, – нам казалось, – не было ни Сергея, ни его матери, – нам казалось, и этого лета не было, – нам казалось. И опять по-прежнему заживём. Вот я уже Машу не люблю, честное слово, – ненавижу её. Она горничная и не стоит, чтобы я думал о ней. Папа богатый и выгонит её, возьмёт другую, и все будут нас бояться. Позови наших милых, дорогих карликов. Умоляю тебя, милый Коля, позови их. Расскажи опять про пленницу и пусть она будет теперь похожа на Настеньку. Снова заиграет та славная музыка, которую только мы знаем. Посетим заколдованное царство, где в цепях томятся дорогие наши люди. Коля, Коля, как я несчастен! Я не знаю, что со мной. Чего я хочу, если бы я знал, чего я хочу?!.
– Павка, что с тобой? – крикнул он с ужасом, подхватив меня.
Но я уже не знал и не помнил, что было дальше. Все душевные томления, которые я пережил в последнее время, все противоречия, нахлынувшие на меня сразу, со всех сторон, чувство бессилия и страх перед чем-то роковым и неизбежным, вдруг ударили меня всей своей тяжестью, и я не выдержал…
Когда я пришёл в себя, подле меня сидели мама и бабушка и, увидев их, я начал неистово хохотать, потом плакать и, плача и хохоча, я кричал: «мама, скажите, отвечайте, братья ли все люди? Бабушка, милая, родная, нужно ли любить бедных, – не любить богатых?»