– Самоубивцы, значит, – деловито и желчно хихикнул бесенок. – Удавленники-с, кто на себя руки посредством петли наложил… наивные, решили так бога за бороду ухватить, мол, он срок отмерял, а я возьму, да сокращу. А тут им – никакого сокращения, так и будут до Конца Света каждые пять минут ногами дрыгать в веревочной петелечке.
Немного подумав, приметив, как спокойно созерцает Смуглый извивающиеся в агонии тела, дергающиеся ноги, вываливающие вновь и вновь языки на багровеющих от натуги лицах, бесенок добавил «для аппетита»:
– Хорошо, что к нам они попадают уже без всех прелестей желудка, прямой кишки и мочевого пузыря, не то здесь и работать бы никто не стал. Мы ведь на запахи хоть иной раз внимания не обращаем, но это не значит, что готовы каждые пять минут нюхать дерьмо и мочу грешников…
Очкастый покрутил головой, прислушиваясь к предсмертным стонам и хрипам, подумал минутку, даже слегка приоткрыл рот, но, видимо, так и не нашел, что сказать бесенку в ответ на его устные иллюстрации происходящего, однако, чувствовалось, что ощущает Смуглый себя в длинном и узком висельном зале совсем не в своей тарелке.
– Хорошо, хорошо, ваша милость, – засуетился слегка лохматенький, тонко прочувствовав дискомфортное состояние сопровождаемого. – Мы уж и пришли, сейчас только последнюю дверь открою – и на месте…
За адской метафизической стеной располагался…
Деловой, функциональный, без малейших излишеств, в меру просторный и в то же время ничуть не кажущийся большим, а уж тем более – огромным, кабинет с тяжелыми бордовыми, чуть приоткрытыми портьерами на окнах, чтобы сквозь них легко было разглядеть симпатичный зимний пейзаж за прозрачным, адски чистым стеклом. За простеньким, заваленным неизвестными, но очевидно крайне важными бумагами канцелярским столом сидел, сгорбившись, бес. Он отличался от мелкого, заросшего густой шелковистой шерстью бесенка, сопровождающего вошедшего в кабинет смуглого очкастого человека, как вылезающий из «роллс-ройса» миллионер отличается от сидящего на тротуаре нищего. Будто вырубленное из темно-красного гранита, скуластое лицо беса было лишено волос, лишь на голове, чуть скрывая аккуратные, но за тысячи лет существования слегка притупившиеся рожки вились вороные кудри. Тело беса, во всяком случае, та его часть, что виднелась над столешницей, было затянуто в некое подобие темного, шоколадного цвета делового костюма, воротничок чуть более светлой – кофе с каплей молока – сорочки был стянут узким галстуком-удавкой, давно вышедшим из моды в мире живых. Руки беса, перебирающие лежащие перед ним бумаги, более напоминали человеческие, нежели лапки непонятного звереныша, чем отличались от верхних конечностей мелкого бесенка в лучшую, более привычную людскому взгляду сторону.