В то время мы жили уже не с мамой, а с тётей Надей Середой.
Мама исчезала как-то постепенно. Сначала она долго болела дома, потом её увезли в больницу, а из разговора отца с кем-то взрослым я узнал, что её разрезали и тут же зашили, обнаружив запущённый рак. Насколько мне известно, отец не навещал маму в больнице – он как будто сразу её мысленно похоронил. Но вот что я не могу разгадать: почему я, девятилетний, сам не порывался навестить больную, не просил отца отвезти меня туда, где она лежала? В конце концов, не поехал на трамвае самовольно в отдалённый район, в тот онкологический диспансер, а продолжал гулять в пределах разрешённого мне двора. Никогда я этого не пойму и не прощу себе. После материной смерти отец привёл домой тётю Надю, которая прожила у нас два года и запомнилась тем, что научила меня пришивать пуговицы к рубашке, а перед уходом сказала отцу: «Ты клоп».
Ещё я вспомнил, как однажды в День города мы гуляли с Алёшей и Ларисой по центру и по набережной. Алёша, которому шёл тогда седьмой год, нашёл на тротуаре некрупную купюру, почувствовал себя богатым и захотел немедленно раскошелиться. Он застревал у каждого прилавка с сувенирами, долго размышлял, сомневался, уходил с сожалением, пока не прилип накрепко к лотку со статуэтками из пластика и стекла. Сначала он купил себе черепашку-ниндзя, истратив половину суммы. Потом осведомился у матери, что ей нравится больше всего. Лариса ответила: «Вот эта птичка». Тогда Алёша попросил нас отойти в сторонку и не подглядывать, что он будет покупать.
От лотка он ушёл с блаженным и загадочным лицом. По пути домой предупредил Ларису: «Я там кое-что купил… Но смотреть пока нельзя, даже не проси! Придётся подождать!» И, хотя она молчала, он через пять минут строго сказал: «Наберись терпения! После увидишь!» Лариса предложила положить мешочек с его покупками к ней в сумку, он возразил: «Ты хочешь тихонько подсмотреть? Тебе не терпится? Всё равно жди!» Когда мы переходили через мост, поднял свой мешочек над водой и пригрозил: «Вот я сейчас уроню в речку, и вы никогда не узнаете, что там было!» Лариса, подыгрывая ему, упрашивала не бросать мешочек в воду. Он сжалился, но ещё раз десять повторил: «Терпи, скоро узнаешь, надо подождать!» И уточнил на всякий случай: «А тебе правда понравилась эта птичка?..»
Кончилось тем, что, вручая статуэтку, Алёша выронил её и вдребезги разбил.
В следующий понедельник главный редактор позвал меня в кабинет и сообщил, что интервью, которое я взял у госпожи Нахимовой, газета печатать не будет. На мой вопрос: «Почему?» он сказал: «Сам подумай» и постучал средним пальцем по виску.