С одной стороны, мы ощущали глубокий и искренний интерес к китайскому и тайваньскому народам и уважали их древние традиции. С другой стороны, нас явно отталкивали многие ритуалы и обычаи, которые не просто отличались от еврейских, но и находились в прямом противоречии с заповедями Торы. В первую очередь, это относилось к религиозной жизни большинства китайцев — к их храмам, богам и богиням, духам и идолам, церемониям, которые воплощали собой самую суть того, что Тора называет авода зара — идолопоклонство.
Последние дни нашего пребывания на Тайване были суматошными и насыщенными.
Нам пришлось побывать на многих прощальных вечеринках, приемах и банкетах. Мы накупили множество подарков и сувениров для своих американских друзей и родственников, упаковали свои пожитки и договорились о перевозке нашего личного багажа. Я представил последние отчеты деканатам тех факультетов, где читал лекции, и нанес обязательные визиты вежливости различным университетским и правительственным чиновникам.
Разумеется, я поблагодарил их всех за оказанную нам помощь.
Когда со всем этим было, наконец, покончено, нами овладело странное, непередаваемое и почти неуловимое чувство печали.
В последний день перед отъездом мы с Барбарой и Дворой снова отправились по той самой узенькой тропинке, по которой столько раз ходили во время своих субботних прогулок.
Утренний воздух пахнул свежестью и росой. Над вершинами гор вставало солнце. Мы шли молча, узнавая знакомые по прежним прогулкам приметы — вот уединенный крестьянский дом, рядом с которым там и сям разбросаны орудия труда, вон там суетятся по двору цыплята; вот ручей, который по-прежнему ведет бесконечный разговор с нависшей над ним ивой; а вот и семейный склеп с его изогнутой крышей, напоминающей красную руку, поднятую к небесам.
В этот день мы зашли дальше обычного и свернули на тропу, по которой никогда не ходили. Вокруг нас смыкались высокие стебли бамбука. Двора устала, и я нес ее на руках. Мы медленно пробирались между качающимися по обе стороны тропы зелеными стенами. Через несколько минут мы поднялись на вершину холма, присели в тени раскидистого дерева и распаковали еду, которую предусмотрительная Мей-Мей дала нам с собой. Извилистая дорожка, по которой мы только что прошли, змеилась под нами, а далеко вдали можно было разглядеть море.
В эту ночь, нашу последнюю ночь на Тайване, Мей-Мей нанесла нам официальный визит. В руках у нее был маленький пакетик, завернутый в красную ткань.
«Бай-Лан и Хуа-Пэнь, — тихо сказала она, — мы с вами стали как одна семья. Перед всеми четырьмя морями, перед самыми отдаленными уголками земли мы с вами теперь как братья, как друзья. Пожалуйста, примите мой скромный подарок. Это наш домашний бог,