Шорох рубанка, вгрызающегося в сладкую плоть дерева, рождал в Цукермане чувство, близкое к сексуальному экстазу.
Иона смотрел, как он щурит левый глаз, проверяя брус на прямоту, собирал стружки в фанерный короб, а потом сам неуверенно становился за верстак, чтобы попробовать обнажить дерево до невыносимо нежной гладкости, походящей розовостью своей на женскую плоть, которая жила еще лишь в воображении юноши.
Однажды Иона спросил:
— Мастер, каковы женщины? Мне уже семнадцать лет, а я никогда не знал женщины. Действительно ли они так хороши, как иногда говорят о них мужчины в бараке?
Иосиф Цукерман с тоской и сожалением посмотрел на юношу и вновь взялся за рубанок. Тому, кто никогда более не увидит женщины, надлежит узреть Бога. Но Иосиф Цукерман уже пожил на свете и знал, как больно человеку услышать правду. Поэтому он только нахмурился и сказал'Ионе:
— Что мои разговоры? Они ничем не отличатся от грязного барачного трепа, который ведут люди, знавшие плоть, но не знавшие женщины. Лучше всего об этом сказал Танхума, сынок. — Рубанок двигался в такт словам плотника, и слова он произносил с некоторой задержкой и напряжением. — Однажды Авраам приближался к границам Египта… Он знал дурной нрав потомков Мицраима… Когда знаешь, всегда опасаешься… И вот он спрятал Сару в сундук. На всякий случай… Когда чувствуешь опасность, но не ведаешь, когда она наступит, лучше заранее принять меры предосторожности… — Цукерман поднял брус и принялся внимательно его разглядывать. Неудовлетворенный, он вновь взялся за рубанок. — И вот Авраам спрятал Сару. В сундук. У заставы его стали спрашивать: «Чего ты везешь в сундуке?» «Ячмень», — сказал Авраам. «А не пшеницу?» — засомневались надсмотрщики. «Ну, возьмите с меня, как за пшеницу», — сказал Авраам. «Может, ты везешь перец?» — продолжали сомневаться надсмотрщики. «Возьмите с меня, как за перец», — согласился Авраам. «А если там золото?» — строго сказали надсмотрщики. «Тогда я готов заплатить, как за золото», — согласился Авррам. А надсмотрщики продолжали сомневаться: «А если ты там везешь шелковые ткани?» «Тогда считайте, как за шелковые ткани», — опять согласился Авраам. «Но в сундуке может быть и жемчуг», — продолжали сомневаться те, кому надлежало сохранять достояние фараона… Ты ведь знаешь, Иона, кто охраняет чужое достояние, тот всегда немного прибавляет к своему… — Плотник снова поднял брус на уровень глаз и остался доволен. — Авраам согласился заплатить пошлину, как за жемчуг… Тут уж надсмотрщики заволновались. «Нет, — сказали они. — Мы должны обязательно открыть сундук. Не иначе, как ты везешь в нем нечто особо ценное…» — Иосиф Цукерман с натугой приподнял брус и поставил его в угол, заключив свой рассказ: — Когда Авраам открыл сундук и Сара вышла из этого сундука, от красоты ее разлилось сияние по всему Египту. Вот какова женщина, сынок, и вот каким должно быть к ней отношение настоящего мужчины!