— Да, — устало подтвердил Весемир. — Друг к другу тоже. И ко мне. Но и это еще не все.
Он поглядел на преданные мальчишеские лица и добавил:
— Вы должны стать безразличными даже к самим себе. Только тогда из вас получатся настоящие ведьмаки.
— Как мы его назовем? — спросила Ксана, когда малыш уснул, а ночь зашептала о небе, полном звезд.
В этом районе электрические огни были редкостью. Поэтому звезд на небе виднелось — не счесть.
Геральт вяло перемешал чай в мятой жестяной кружке, прихваченной на одной из прошлых ночевок.
— Мне все равно.
— Тебе всегда все равно, — обиделась Ксана.^- Тебе безразлично даже мое имя!
Геральт не ответил. Казалось, все его внимание поглотил горячий ароматный налиток, до которого ведьмак недавно приохотился.
— Как можно быть таким бессердечным, Геральт?
— Легко, — невозмутимо ответил Геральт. — Если знать, как именно.
— А ты знаешь?
— Знаю.
— И давно ты таким стал?
— Года в четыре примерно. Давно.
— А зачем? И почему?
— Потому что я ведьмак.
— Ведьмаки что, все такие?
— Все.
Ксана протяжно вздохнула. Не понимала она Геральта. За три дня все ее естество переполнилось нежностью к крохотному и беззащитному существу, способному только плакать, если ему плохо, и совершенно неспособному защитить себя или прокормить. Ее сильно беспокоило то, что единственная баночка сгущенки заканчивается, а больше ничего пригодного малышу в пищу они не отыскали, хотя Геральт сказал, будто бывают специальные сухие смеси в цветастых коробках или банках.
Они вышли к самой окраине, где почти нет магазинов и складов — только унылые серые заборы разнообразных мелких фабрик, на которые не зарятся даже захудалые кланы. Пыль, битое стекло, пятна мазута и масла на грязном асфальте, запустение, осиротевшие строения…
— А что изменится, если ты дашь малышу имя? Или узнаешь мое? — поинтересовался Ксана.
— Ничего, — пожал плечами Геральт.
— Тогда почему ты не хочешь?
— Именно поэтому, — вздохнул Геральт. — Видишь ли, сначала я узнаю твое имя, потом помогу тебе, если ты ошибешься, потом мы переспим… А потом я уже не смогу оставаться безразличным к тебе.
— Что же в этом плохого? Мир и так слишком безразличен. Когда живые заботятся друг о друге, когда они небезразличны один другому — это же прекрасно!
— Во-первых, я не живой, посему меня это не касается, — ровным голосом пояснил Геральт. — А во-вторых, ваша жизнь и жизнь всех без исключения городов строится как раз на безразличии ведьмаков. Хоть кто-то в этом мире должен оставаться безразличным. Иначе мир сгорит в пламени вашей хваленой бескорыстной любви.