Кирилл медленно допил пиво.
Страх вспыхнул с особой, болезненной остротой. Неправота покончившего с собой Володи? Адам и Ева? При чем тут Адам… Брось, ты уже везде усматриваешь дурацкие намеки! Надо расслабиться… И тем не менее вдруг показалось — Казимир знает нечто, скрытое от тебя, знает суть нового фактора, обусловливающего часть туманных историй о грядущем рае. И Степа знает. Поэтому недоговаривает — кого именно мочить! — хотя для себя решил эту проблему. Они все знают, а тебе не говорят, потому что ты — свой, ты — из родного гетто, тебя не хотят расстраивать, пугать…
Последний глоток отдавал помешательством.
— Интересно, Казимир. Очень. Но вы тоже неправы. Мы не наказаны. Мы с вами имеем то, о чем раньше, до открытия ментал-коммуникации, могли только мечтать. Обеспеченную, сытую жизнь среди цветника. Субсидии, уход, опеку. Свободу поступков. Долгую, если пожелаем, жизнь. Безболезненную, спокойную смерть. Мы получили мечту обычного человека. И мы не виноваты, что остальные получили гораздо больше. Мы не виноваты, и мы никогда не сможем понять до конца: что же на самом деле получили они?
— Все получили. И еще получат. Потому что все падлы, — уверенно подытожил Петрович.
Налил очередную стопку.
Поднял ее на уровень глаз и добавил, противореча своему предыдущему утверждению:
— Все падлы, кроме меня. Я — человек. Я звучу гордо.
Внизу, в холле, Мишель трепался с охранником о бабах. Собственно, охрана «Ящика…» с самого начала была бессмыслицей, пустой тратой времени — но сейчас это позволяло еще двум-трем сейфам полагать свой кусок хлеба с маслом честно заработанным, а не брошенным в качестве милостыни.
Рядовой Сыч! Или, если угодно, генерал Сыч!
Отставить!
Есть, сэр…
— Ты далеко? — спросил Мишель, отвлекшись от сравнительного анализа блондинок и брюнеток.
— В садик, за пацаном.
— Подвезти?
— Спасибо, я пешком…
Под Новый год Кирилл вдруг стал задаваться странным вопросом: почему Мишку в «Ящике Пандоры» уважают больше всех? Ведь не сейф, не родной-обреченный, а просто идейный упрямец, способный в принципе обзавестись «ментиком» в любое время, ринуться по накатанной, сладкой дорожке… Да, идейный, очень спокойно сказал Мишель, узнав о Кирилловых сомнениях. Таких, как ты, Кирюша, мало. А таких, как я, очень мало. Но ты понимаешь… Вокруг творится черт знает что — или Бог знает что. Короче, они знают, а я не знаю. И вся эта утопия мне не по душе. Хотя бы потому, что решал не я — решали за меня, полагая некоего Мишку Савельева винтиком грядущего Эдема. Так вот, я и мне подобные не любят быть винтиками. А когда приходится быть винтиками не по собственной воле, мы пытаемся выпасть из общей машины, откатившись в траву. Возможно, машина обойдется без нас. А возможно, не обойдется. Вот я и хочу это узнать. Не было гвоздя, подкова пропала, не было подковы, лошадь захромала, лошадь захромала, командир убит, конница разбита, армия бежит…