Он говорил и говорил, давая мне понять своим рассказом, насколько я его разочаровал. Сколько его надежд я разрушил своей болезнью. Родиться-то я родился, да вот что толку? Ни на охоту, ни на рыбалку со мной сходить он не может. Да что там охота — соседям показать меня стыдно.
— Так что сынок, пенсию назначили, больше тебе ничего и не нужно.
Я понял, что его монолог приближается к концу и поторопился вставить.
— Я уже говорил тебе, что в институт хочу поступать, в педагогический.
— Зачем тебе это нужно? Чего тебе не хватает? — отец посмотрел на меня не с удивлением, а с каким-то непониманием.
— Я не могу просто так жить, — я говорил, а сам понимал, звучит как-то ненатурально, пафосно. Но у меня в тот момент не было других слов.
— Ну что ты можешь сделать? Ты что, думаешь, это кому-нибудь нужно? — отец говорил, и я слышал в его голосе насмешливое удивление.
Он немного помолчал и, подводя черту нашей беседе, устало сказал: «Ну, что же, давай, пробуй. Но, учти, никаких проблем бабушке не создавай. Она и так больна, я не хочу, чтобы ты еще ее нагружал. Твоими делами она заниматься не будет. То, что она бегала по кабинетам с этой твоей пенсией, это ей и так добавило расстройств. Она за тобой ухаживает, это все, что она тебе может дать».
Отец отвернулся и, встав с кресла, подошел к телевизору, намереваясь прибавить звук. Я понял, что разговор окончен.
— Не буду. Я все понимаю, — в тот момент я очень пожалел, что вообще начал говорить.
* * *
Пришло время действовать. Один год я уже потерял. Выписываясь из санатория, я планировал сразу же пытаться поступать в институт, однако суд и последующие попытки помочь неправедно осужденному отцу вынудили отложить задуманное. К тому же, обитаясь в санатории, я безнадежно оторвался от реальной жизни и даже не предполагал, что отсутствие телефона может стать практически непреодолимым препятствием. Теперь, благодаря деду, телефон у меня был.
В газете я нашел объявление, что приемная комиссия начинает работу. Все желающие должны были сдать документы с 15 по 31 апреля. Экзамены начнутся первого июня. Времени у меня оставалось совсем мало, литературы для подготовки к экзаменам не было вообще.
Первое, что я сделал, нашел номер телефона ректора пединститута, Валерия Александровича Пятина и намерился позвонить ему. Я решил начинать с самого верха, поскольку там и находятся люди, от которых что-то зависит. Ректору я пытался дозвониться в течение двух или трех дней. То, я попадал в момент, когда его не было в кабинете, то, когда звонил, у него шло совещание. Существовала еще одна проблема, но это была исключительно моя проблема. В то время я очень боялся начать говорить. Пролежав двенадцать лет в санатории, я не имел элементарного опыта общения с людьми. Собираясь звонить, сначала я пытался проговорить про себя, или, если был один, проговаривал вслух то, что хотел сказать. Но даже после этого я несколько раз набирал номер, слушал гудки, и как только раздавался голос секретаря, нажимал на «отбой».