Жаль, что я не могу посмотреть на танк снаружи. Угу, типа – снаружи я могу их отличить один от другого. Гы, а ты задай такой вопрос! Дескать, дорогой экипаж, не подскажет ли кто-нибудь командиру, в каком именно танке нам доводится воевать с немецко-фашистскими захватчиками! В психушку, конечно, не сдадут, за неимением таковой, но вот что не продержится танк в одиночку против целой немецкой танковой группы, если экипаж будет считать, что командир спятил…
Угу, снова меня в пафос потянуло. Да просто – неприятно это, когда тебя спятившей считают. Спятившим…
– Я говорю, название «Шяуляй» вообще на китайское похоже, – охотно повторил помощник заряжающего, после чего разговор снова заглох, и мысли опять вернулись к смерти моих «героев». Всем им суждено погибнуть, в лучшем случае – пасть от шальной пули, в худшем – гореть заживо в смрадном огне соляра.
Интересно, кстати, почему у нас все говорят «солярка» или «соляра», а тут «соляр»? Вон и Витек, цитируя неведомого мне автора, несколько раз использовал первый вариант и несколько – второй… Интересно, как там в оригинале звучало? И вообще, надо будет, когда Витька в очередной раз пробьет на цитаты, узнать имя автора. А что, я уже такой заправский танкист – пришла уже пора «приникнуть к первоисточникам».
– …склад горючки. Тут совсем недалеко.
Точно, в той статье, что я читала, упоминалось, что советские танкисты искали склад горючего неподалеку от Расейняя. Ну, что же, погибать мне уже не впервой, так погибну хотя бы с толком.
Никакого склада мы, впрочем, не нашли. А горючее тем временем подходило к концу. Наконец танк дернулся, двигатель обреченно чихнул и встал.
– Ах, ты ж, твою в…
Мехвод выругался – длинно и замысловато. Обычно я ругань не воспринимаю – просто смешно, когда интеллигентные мальчики из техотдела, выйдя покурить, обсуждают какие-то свои технические вопросы, вставляя матюки чуть ли не через слово. Не для связки, со словарным запасом у них, слава богу, все в порядке. Просто так. То ли они считают, что употребление ненормативной лексики придает им солидности, то ли еще что. Ну а в устах мехвода матерщина звучала как произведение искусства.
– Командир, все. Соляр – того…
Я кивнула. А что можно было сказать? Что я заранее знала, что мы застрянем здесь, на этой дороге, и будем в одиночку перекрывать дорогу всей четвертой танковой группе Вермахта? Блин, хорошо бы еще вспомнить, как моих ребят зовут. Погибать-то вместе, а погибать, обращаясь к своим товарищам по оружию по должностям или с помощью безликого «ребята» – как-то вдвойне глупо.