Враг попятился. Из канав выглядывали стволы разбитых зениток. У дороги валялись полосатые, как зебры, покалеченные бронетранспортеры. Во ржи горели танки и самоходки. Над высокими кострами поднимались столбы дыма. Их расшатывал ветер и как бы старался обрушить на землю. Но столбы росли, ширились, подпирали тучи.
— Разгром, полный разгром танковой группировки! — Комкор снял фуражку, вытер платком пот. Складки на лбу разгладились, голубые, без старческой мути, глаза блестели. На загорелом лице появилась торжествующая улыбка. Ветер, врываясь в блиндаж, играл седыми волосами комкора. Они казались белым пламенем. — Так громить! — Курбатов встал, пожал руку полковнику. — Добивайте врага! Я прошу вас все выяснить, представить достойных к наградам и к самым высоким — ефрейтора Боброва и офицера, совершившего смелый маневр батареей.
На КП корпуса Курбатова ждали приятные известия. На Малоархангельском направлении гитлеровцы не имели никакого успеха, их 23-й армейский корпус топтался на месте. На Гнилецком противник повторял безрезультатные лобовые атаки, части 46-го ударного танкового корпуса не могли прорвать ни одного оборонительного рубежа. Только под Ольховаткой, не считаясь с огромными потерями, войска Моделя продвинулись на шесть-восемь километров.
Войска Моделя вклинились в оборону, но Курбатову удалось лишить их свободы маневра. И перед ставкой фюрера Модель не мог пока похвастаться даже самым незначительным оперативным успехом.
На решающем участке фронта генерал Курбатов умело сковал действия Моделя. Павел Филиппович наносил контрудары по флангам, и острие танкового клина тупилось. Модель снимал батальоны боевых машин с избранного направления и прикрывал уязвимые места. Ему вновь и вновь приходилось штурмовать укрепленные рубежи. Стальные звери — «тигры» и «пантеры» — метались с одного направления на другое.
На закате солнца Модель усилил атаки, но его танковые части так и не вышли на оперативный простор.
На юге ударные эсэсовские танковые дивизии «Мертвая голова», «Райх», «Адольф Гитлер» и «Великая Германия» продвинулись всего на семь километров вдоль шоссе Белгород — Обоянь. Потомок немецких псов-рыцарей, племянник Гинденбурга, «лучший оперативный ум» фашистского генштаба — коротышка Манштейн нанес вспомогательный удар из маленькой деревушки Графовка на Корочу. Но его войска встретили упорное сопротивление, и он радировал в ставку:
«Дивизии не вошли в прорыв».
Курбатов вдумывался в радиоперехваты, просматривал показания пленных и наливал из термоса чай в алюминиевую кружку. Он пил по-солдатски, торопясь, обжигая губы. Павел Филиппович любил крепкий, как турецкий кофе, чай.