Анна опустилась на колени и окунула руку в воду. Она немного поболтала рукой в луже и поморщилась от неприятного запаха.
— Нет, это стоячая вода. Наверное, ее опасно пить.
Мы все брели и брели по лесу, но так и не нашли ничего пригодного для сбора воды, а потому снова вернулись к нашей кокосовой пальме. Я подобрал с земли кокос, саданул им по стволу пальмы — безрезультатно — и, разозлившись, отшвырнул в сторону. Я с досады пнул дерево, но только ногу ушиб.
— Проклятье!
Если бы мне удалось расколоть орех, мы смогли бы выпить кокосовое молоко, съесть мякоть, а потом набрать воду в пустую скорлупу.
Анна, похоже, не заметила вспышки моего гнева. Она все качала головой и повторяла:
— Не понимаю, почему до сих пор нет самолета! Где же они?
Тяжело дыша и обливаясь потом, я сел рядом.
— Не знаю.
Некоторое время мы сидели молча, каждый думал о чем-то о своем. Наконец я сказал:
— Может, нам стоит развести костер?
— А ты знаешь как? — спросила она.
— Нет. — Я был городским жителем и мог по пальцам одной руки сосчитать, сколько раз ходил в поход. И тогда мы разжигали костры с помощью зажигалок. — А вы?
— Нет.
— Но можно хотя бы попытаться. Похоже, спешить нам некуда.
— Ладно, — улыбнулась она в ответ на мою неуклюжую попытку пошутить.
Битый час мы терли друг о друга две палочки. Анна умудрилась разогреть свои настолько, что обожгла палец, и только потом сдалась. У меня получилось чуть лучше — мне показалось, что появился слабый дымок, — но огня так и не было. А вот руки жутко устали.
— Все. Я пас, — бросив палочки на землю и смахнув заливающий глаза пот краем футболки, заявил я.
Снова пошел дождь. Я старался поймать языком теплые капли и радовался даже той малости, что удалось проглотить. Но уже через несколько минут дождь закончился так же неожиданно, как и начался.
Все еще обливаясь потом, я спустился на берег, снял футболку и в одних шортах побрел по мелководью. Температура воды в лагуне была как в ванне, но, окунувшись с головой, я почувствовал, что стало вроде бы немножко прохладнее. Анна пошла за мной, но остановилась в нерешительности у кромки воды. Она села на песок и закрутила узлом свои длинные волосы, убрав их с шеи. Она, должно быть, совсем сварилась в джинсах и футболке. Через пару минут она поднялась и после секундного колебания решительно стянула через голову футболку. Затем вылезла из джинсов, оставшись в одном нижнем белье — черном бюстгальтере и черных же трусиках, — и в таком виде направилась ко мне.
— Будем считать, что на мне купальник. Ну как, договорились? — сказала она, присоединяясь ко мне в воде. Ее лицо было красным, и она старалась на меня не смотреть.