- Вот тут я и работал, - шепотом проговорил Юзеф. - Раньше тут порядок был... Сейчас мы на глубине метров в пятнадцать. Под городом сотни километров таких тоннелей...
Бледные снопики света от наших фонариков прыгали в узком сдавленном пространстве, выхватывая из холодной мглы грязные стены, небольшое пространство зловонной воды, поднявшейся до половины тоннеля, трубы давно бездействующих насосов. Изредка до нас докатывался глухой рокот.
- Стреляют! - нарушил тишину голос Юзефа. - Иезус Мария! А что, если дальше грязь доходит доверху?..
Тоннель становился уже и ниже. По тому, как ноги стало тянуть назад, можно было догадаться, что ход поднимается, хотя и не очень круто. Жижа густела, ноги месили илистый слой грязи и песка. Юзеф шел теперь впереди. Сгибаясь все ниже, мы брели по обмелевшему дну, похожему на русло пересыхающего ручья. Воздух в этой темнице так давил на уши, что мне казалось, будто я оглох. Эта невыносимая гнетущая тишина иногда прерывалась пугающим шумом. С грохотом отскакивала задетая ногой консервная банка. Насквозь промокшая одежда, задевая о стену, громко шуршала.
Мы дошли до того места, где в обе стороны от главного тоннеля уходили в темноту несколько широких и узких боковых ответвлений.
Юзеф остановился.
- Мы под гитлеровцами, - шепотом сказал он. - Не напороться бы на них!
Вскоре мы услышали далекие, перекатывающиеся под сводами голоса.
Я остановился и выключил фонарик. Но Юзеф обернулся и успокаивающе сказал:
- Это очень далеко. Наверное, наши, из других отрядов или цивильные... Их тут должно быть много.
В одном месте свод тоннеля навис почти над самым дном - видимо, прогнулся от взрыва сильно углубившегося снаряда или большой авиабомбы. Нам пришлось ползти на четвереньках. Руки скользили в грязи, лицо покрылось противной слизью. Хорошо еще, что здесь был подъем, - будь тут пониже, пришлось бы нам возвращаться. По этой своеобразной мели табунами бродили крысы. Они неохотно и медленно отступали перед тусклым светом наших фонариков.
Неожиданно раздавшийся грохот оглушил нас. Казалось, что над нами с бешеной скоростью пронесся поезд. Минута тишины... Потом впереди замелькали частые вспышки и тот же грохот снова пронесся над самой головой. По вспышкам я понял, что бьют из пулемета. Третья очередь прозвучала уже много глуше... Мы ничком лежали в ледяной грязи, выключив фонарики.
- Это гитлеровцы... - донесся из темноты осторожный шепот Юзефа. - В обе стороны вдоль по трубе стреляют. Спустили в смотровой колодец пулеметчика...
Мы долго ползли в кромешной тьме - ползли медленно, с частыми остановками, напрягая слух до звона в ушах. Еще дважды над нашими головами пронеслись гремящие ливни пуль...