— Добрался до дому, — продолжал Шервиц, — выпил три кофе и позвонил вам. Вот и все. Что скажете?
Трудно было сразу ответить, ведь все произошло так неожиданно. Наконец, собравшись с мыслями, я мягко обратился к нему:
— Не вешайте голову, Кард Карлович! Хорошо, что вы обманулись в Хельми сегодня. Хуже, если бы это произошло поздно…
— Что вы хотите этим сказать?
— Она, возможно, знает об убийстве больше, чем мы все вместе взятые… Это значит…
— Это значит… — Шервиц задрожал.
— …что я позвоню Курилову, и мы вместе к нему поедем. Согласны?
— Хорошо, поедем.
Курилов встретил нас на пороге своего кабинета и сразу показал телеграмму.
— Видите, друзья… Блохин исчез. Птичка, которой я хотел обрезать крылья, улетела! Интересно, что скажет наш общий друг Юрий Васильевич Богданов, который так решительно поручился за своего Аркадия? А вы что думаете?
Сообщение Курилова нас ошеломило: никто ничего подобного не ожидал. Куда мог деваться Блохин? Может быть, тогда ночью он куда-нибудь забрался и со злости изрядно выпил? Из размышлений нас вывел Курилов:
— Случилось что-нибудь неприятное? Ведь на Карле Карловиче лица нет…
— Случилось, — коротко ответил я.
— Да, — подтвердил инженер и выложил на стол пряжку.
Курилов даже не пошевелился, но его глаза так расширились, что казалось, он был готов проглотить пряжку вместе с обрывком ремня.
— Где вы это нашли?
Я молча указал на своего друга, который завертелся на стуле и вздохнул.
— Вы носите в канцелярии домашнюю обувь? — не отвечая, спросил Шервиц.
Курилов кивнул, улыбнулся:
— Есть тут какая-нибудь связь с пряжкой?
— Есть, — с горькой иронией сказал Шервиц. — Начиная с сегодняшнего дня я чувствую себя, как стоптанная домашняя туфля. Проще, как дурак.
— Почему? — удивился Курилов.
— Давал водить себя за нос женщине, о которой думал, что она меня любит, — не поднимая глаз проговорил Шервиц.
— Зачем спешить с выводами? А если пряжка связана с вашим огорчением чисто случайно? — Курилов пытливо взглянул на Шервица.
— Вы бы слышали, как она на меня кричала! — ответил инженер, словно воспрянув ото сна, и рассказал всю историю.
Курилов молчал, а когда тишина стала невыносимой, сказал:
— По правде говоря, я убежден, что этот обрывок ремня является звеном в цепи, которую мы нащупали. Разумеется, это мой личный взгляд, и очень может быть, что я импровизирую… Буду с вами, Карл Карлович, откровенным, потому что считаю вас честным человеком. Прошу вас, однако: все должно остаться между нами.
Шервиц встал, подошел к Филиппу Филипповичу и сердечно пожал ему руку. Тот продолжал: