— Окада-сан снова пинает меня под зад.
— Он там, — донёсся голос.
— Нам нужно поговорить с ним. Не завтра. Не на следующей неделе. Сейчас, — сказал Боб.
— Мы должны, — согласился Ник.
Мемфис встал, крикнув Чандлер:
— Подгоните джип к выходу, немедленно, обеспечьте чистую дорогу до Белого дома. Не знаю, что там стрясётся, но думаю, что нам снайпер понадобится. Дайте мне чёртового снайпера быстро!
— Ник, SWAT отпустили этим утром. Они все на базе в Вирджинии, отдыхают после джорджтаунской перестрелки. Я могу привезти тебе одного из вашингтонской полиции минут через двадцать.
На экранах президент Соединённых Штатов поднялся на подиум.
— Эй, — сказал Суэгер, указывая на Круза, — у вас тут лучший снайпер в мире.
Мемориал Иводзимы
Арлингтон, Вирджиния
18-50
Шесть бронзовых мужчин были гигантскими. Они боролись с флагом, его три главных цвета развевались на ветру, перекрёстно освещённые многими лучами прожекторов, открывавших всю картину: бугры мускулов, дыры в металлической одежде, сапожные гвозди в побитых боевых ботинках, двенадцатифутовые винтовки- все тускло-зелёного, поблекшего цвета военной славы, потемневшего с годами.
Мемориал Иводзимы. надпись на постаменте: "Необыкновенная доблесть была обыкновенным делом".
— Воины, — сказал профессор Халид. — Вы должны почтить их храбрость.
— Неверные, — ответил доктор Файсаль. — Пираты, крестовики, захватчики, насильники, отбросы.
— Ты так ничего и не понял, да? — спросил Халид.
— Коран содержит всё, что мне нужно знать. Всё, кроме науки, есть самогипноз ради вражеских целей.
— И даже сейчас ты не можешь контролировать свою враждебность? — сказал Билал.
Они стояли у фургона, который был припаркован на стоянке мемориала Корпуса морской пехоты на холме, с которого открывался вид на реку и залитый светом город Вашингтон ДС.
В чём-то он был более красив и привлекателен этим тёплым, комфортным ясным вечером, чем когда-либо ещё. Над ним сквозь космическую пустоту мигали звёзды, а ниже город расстилался мерцающим полем белых строений и флагов, летящих над ними, заливая весь горизонт смесью света и темноты, в которой то там, то здесь выделялись специфические формы и очертания, такие как шпиль в центре и огромный купол позади него.
— Он слишком много говорит, — сказал Файсаль. — Наслаждается своими прозрениями, своей иронией. Он тщеславен, у него западный разум. Он не один из нас. Он слишком много думает, и внутренней дисциплины у него нет. И он так и не выучил фундаментального урока, который заключается в подчинении.
— Ты зовёшь это суетой, а я зову это индивидуальностью. Пока мы не научимся ценить индивидуальность, мы будем болтаться позади Запада во всех смыслах…