Увидев его, королева вздрогнула. Это был молодой человек, сопровождавший г-на де Лафайета во время визита к королю за четверть часа до бегства.
— Неужели, сударь, это опять вы? — удивилась королева. — Ах, ни за что бы не поверила!
Она сама должна была бы покраснеть от стыда в его присутствии, но пыталась заставить смутиться офицера.
Господин де Ромёф держал декрет Национального собрания. Король выхватил у него декрет, пробежал глазами и воскликнул:
— Во Франции больше нет короля!
Королева тоже взяла этот документ, прочла и вернула королю. Он перечитал его и положил на постель, где спали дофин и наследная принцесса.
— О нет, нет! — истерически вскричала рассерженная, охваченная ненавистью и гневом королева. — Я не желаю, чтобы эта гнусная бумага прикасалась к моим детям и пачкала их!
— Ваше величество, сейчас вы упрекнули меня в том, что я взялся исполнить эту миссию, — сказал де Ромёф. — Но разве не лучше, что свидетелем вашей вспыльчивости оказался я, а не кто-нибудь другой?
И действительно, эта выходка королевы страшно возмутила всех присутствующих. Ведь королева скомкала декрет и швырнула его на пол.
Отпущенный на свободу, господин де Шуазёль, войдя в комнату вслед за двумя курьерами, поднял его и положил на стол. Королева оценила этот жест и взглядом поблагодарила за него.
— Во всяком случае, если мы уедем, я поручаю вам, господин де Ромёф, заботу о господине де Шуазёле, господине де Дама́ и господине де Гогела́.
Королева окончательно поняла, что необходимо уезжать.
Было уже семь часов утра, но г-н де Буйе не появлялся.
Крестьяне из окрестностей Варенна, вооруженные ружьями, вилами и косами, продолжали стекаться в город, и каждый вновь пришедший громче прибывших ранее требовал:
— В Париж! В Париж!
Карета стояла нераспряженной.
Король хватался за любое препятствие в ожидании г-на де Буйе, считая каждую минуту. Однако нужно было принимать решение.
Король встал первым. За ним поднялась королева. Одна из горничных, то ли в самом деле, то ли чтобы выиграть время, упала в обморок.
— Если хотят, пусть разрежут меня на куски, — заявила королева, — но я не поеду без той, что в горе стала мне подругой.
— Ну что ж, хорошо! Оставайтесь, если желаете, — ответил какой-то человек из народа, — а дофина я забираю.
Он взял королевское дитя на руки и пошел к двери. Королева вырвала у него ребенка и, рыдая, сошла вниз. Вся семья совершенно обессилела.
Выйдя на улицу, мадам Елизавета заметила, что половина волос королевы поседела. Другой половине предстояло поседеть в тюрьме Консьержери во вторую предсмертную ночь тоски: она была, наверное, гораздо страшнее той, о которой мы рассказали.