И она снова сыграла вступление. На этот раз я дал ей исполнить романс до конца.
Все знают этот прелестный и очень наивный романс из «Деревенского колдуна». Но самым очаровательным и простодушным он был для меня лишь однажды в жизни, когда его слова слетали с губ этой прекрасной певицы.
Мадемуазель Жербо пела совсем бесхитростно, хотя и не без кокетства, от природы присущего каждой женщине. У нее, как она верно сказала, был хороший и весьма выразительный голос; на ее лице, очень подвижном, сменяли друг друга все оттенки томительного ожидания; она сидела на стуле, слегка откинувшись назад, и казалось, что ее полуприкрытые глаза выражают чувство, которое написано на всем ее лице. У нее был прелестно очерченный красивый рот. Создавалось впечатление, что слова вылетают из него сами, почти без движения губ, и текут естественно, без всякого усилия, словно чистая вода из источника.
Я был в восторге, но даже не подумал поблагодарить чудесную певицу, хотя она, наверное, заметила по выражению моего лица, насколько я ей признателен.
— Мадемуазель, читали ли вы «Эмиля»? — в порыве восхищения спросил я, не находя ничего лучшего.
— Нет, сударь, — ответила она, — но эту книгу читала моя мать, поэтому меня и зовут Софи.
— Вас зовут Софи! — вскричал я, схватив и прижав к сердцу ее руку. — О, как я счастлив!
Несколько удивленная, она посмотрела на меня с улыбкой.
— Но почему вас так радует, что меня зовут Софи? — спросила она.
— Потому, что сейчас мне кажется, будто вы уже не чужая мне, а моя сестра. О, Софи, дорогая Софи!
Софи смотрела на меня, все больше недоумевая, и я не знаю, как она ответила бы на этот внезапный всплеск чувств, если бы не открылась дверь и не вошел метр Жербо.
— А, это ты, Рене, добро пожаловать! — сказал он. — Я спрашивал о тебе, там, на площади, и, узнав, что ты в Варенне, тут же смекнул, что ты не пройдешь мимо, не заглянув ко мне.
— Конечно, господин Жербо, — ответил я, подходя к нему и пожимая ему обе руки. — Хотя я и не ожидал найти в вашем доме то, что нашел.
— И что же ты нашел у меня такого особенного?
— Мадемуазель Софи: она любезно согласилась спеть мне романс из «Деревенского колдуна» господина Руссо.
— Скажи на милость! Она, наверно, не заставила себя долго упрашивать.
— Отец, меня всегда уверяли, что упрашивать себя заставляют только большие таланты или глупцы, — со смехом ответила Софи, — но я не большой талант и не…
Она замолчала, лукаво улыбаясь.
— … дурочка, — закончил ее фразу папаша Жербо. — Значит, ты пела?
— Разве это плохо, отец?
— Да нет, хорошо. Пока ты будешь петь для людей своего круга, все будет в порядке. Если же… Ну хватит! Ты знаешь, что я хочу сказать.